«Нижинский», балет Джона Ноймайера

Как рассказывает Джон Ноймайер, его живой интерес к искусству и личности Вацлава Нижинского не угасает с тех пор, как в шестом классе он наткнулся в библиотеке Милуоки на книгу Анатоля Бурмана «Трагедия Нижинского». В 1975 году Ноймайер начал собирать коллекцию предметов искусства и документов, связанных с Нижинским. Первыми приобретениями стали прижизненный скульптурный портрет Нижинского в роли Фавна, выполненный Уной Трубридж, и афиша «Призрака Розы» по рисунку Жана Кокто. В этом же 1975 году Джон Ноймайер учредил в Гамбурге балетный фестиваль, неизменно завершающийся концертом «Нижинский-гала».

«Нижинский» открывается прологом без музыкального сопровождения, характерным для балетов Ноймайера: 19 января 1919 года зрители собираются в бальном зале гостиницы Suvretta House в Сен-Морице. Здесь на благотворительном вечере в пользу Красного Креста Вацлав Нижинский танцевал перед публикой в последний раз: «венчание с Богом», «лошадка устала». Ноймайер сочинил для нас этот последний танец, отталкиваясь от описаний присутствующих в зале и растянув его так, чтобы в него вошли воспоминания Нижинского о его ролях и о важных для него людях, его кошмары и прозрения.

Образы, созданные Нижинским на сцене – Арлекин (Якопо Беллусси), Призрак розы (Кристофер Эванс) и проч. – переплетаются с фигурами строгой матери Элеоноры (Патриция Фриза), сестры Брониславы (Лусиа Риос), брата Станислава, Сергея Дягилева, жены Ромолы, Леонида Мясина (Лерой Боне), Тамары Карсавиной (Ху Лин) и её сценическими воплощениями. Особенно хорош был Золотой раб в исполнении Марка Юбете, внесший в спектакль откровенную эротическую ноту, довольно редкую в балетах Ноймайера.

Ноймайер выстраивает на сцене множество ассоциативных цепочек, все смыслы во всей их сложности при первом просмотре уловить невозможно. Конечно же, Нижинский показан и как хореограф – новатор: например, коротко акцентирован идущий под его руководством процесс перестройки классических балерин в «двухмерных» нимф. Вацлав сперва прыгает к Сергею Дягилеву (Карстен Юнг) на руки как ребёнок в поисках защиты и нежности, позже их отношения переданы под музыку Шостаковича (Op. 147) как спортивный поединок в духе балета «Игра».

Ромола Нижинская в исполнении Каролины Агуэро предстаёт сдержанной, внутренне и внешне элегантной женщиной; Агуэро подсвечивала красотой своих движений весь балет. В любовном танце Ромолы и Вацлава на палубе корабля участвует и Фавн (Марк Юбете, Дарио Франкони), играющий с веером. Агуэро изображает рукой волну любовного чувства под переливы музыки Римского-Корсакова. Музыка из «Шехеразады» не только напоминает о «Русских сезонах», но и позволяет выстроить смысловые параллели: Ромола – это Зобеида, её роман с Нижинским стал возможным в минуту свободы от бдительного надзора со стороны Дягилева – Шахрияра.

В то же время, если реконструкции «Шехеразады» Фокина действуют вместе с музыкой единой волной и накрывают целиком, как огромная волна корабль Синдбада, то балет Ноймайера рассчитан, скорее, на умственное восприятие и удивляет изысканностью замысла и блеском интеллектуальной игры, но не захватывает так безраздельно. Может быть, если бы оркестр под управлением Саймона Хьюита полнее раскрылся ориентальным цветком, танец совсем бы поблёк.

Вторая часть, поставленная на музыку Симфонии № 11 «1905-й год» Дмитрия Шостаковича, не заглушалась другими впечатлениями и поэтому воспринималась сильнее. Здесь личное безумие Нижинского проявляется на фоне безумия коллективного – войны. Декорация выполнена по мотивам рисунков Нижинского, это – светящиеся круги («Его рисунки основывались на круге, и он разработал удивительную технику создания поразительных портретов из нескольких кругов», Ромола Нижинская).

В этой части значительна партия Станислава Нижинского (Алеш Мартинез), брата танцовщика, умершего в сумасшедшем доме. В балете этот навязчивый требующий бессмысленного внимания брат не вызывает сочувствия – хочется, чтобы он, наконец, отцепился от Нижинского, чтобы Нижинский отбросил от себя сумасшествие.

Врач (Дарио Франкони) обряжает Нижинского в серую пижаму душевнобольного; в первой части он заботливо поддерживает Ромолу в её несчастье, во второй проявляет свою власть над ней (у исследователей жизни и творчества Нижинского нет полной уверенности в том, что Тамара Нижинская была дочерью Вацлава). В фигуре Врача, видимо, сливаются лечившие Нижинского психиатры Френкель и знаменитый Блейер, введший в научный оборот термин «шизофрения».

Воспоминания об агрессивно встреченной премьере «Весны священной» сливаются с видениями конвульсивно разряжающихся в войне разрушительных сил. Нижинский смотрит на адский марш войны из зрительного зала, безумно-иронично им захваченный, отбивающий по-русски такт: «В этих взрывных возбуждениях совмещаются противоположные тенденции желания и ужасающего отступления в плен парализующего, мучительного очарования. Отвращение, мерзость и гнусность сплавлены с наслаждением, восторгом и жаждой продолжения всего этого» (Юрген Хабермас). В эти моменты Александр Труш (Нижинский) был действительно полон «яростной силы» и особенно хорош. В углу сидит убитый всем происходящим Петрушка (Боря Бермудез), повторяя скульптурное изображение на могиле Нижинского.

Ромола преклоняет колени перед искусством Нижинского, но не оставляет его и как человека. Во втором действии она сажает его, уже безучастного, на санки и тянет за собой. Солдаты вносят хаос в бальный зал, Арлекин веселится в военной шинели, Нижинский драпируется в крест из черной и багровой ткани, конец: «Я хотел ещё танцевать, но Бог мне сказал: "Довольно"».

В завершение ещё две цитаты. «Свихнул себе голову Ницше, ибо он думал. Я не думаю, а поэтому не свихну голову. У меня голова крепкая, и в голове тоже крепко» (Вацлав Нижинский). «Мадам! простите, возможно, я ошибаюсь. …Помните, я рассказывал вам, что дома в деревне, еще ребенком, я выполнял поручения господина Ницше? Я нес его рюкзак, когда он ходил в Альпы работать. Мадам, прежде чем заболеть, он смотрел и вел себя в точности как месье Нижинский сейчас. Пожалуйста, простите меня» (Ромола Нижинская).

Мировая премьера состоялась 2 июля 2000 года, рецензируемый спектакль – в Гамбурге 2 июня 2018 года.

Foto: © Kiran West

реклама