Летом — Чайковский, осенью — Римский-Корсаков!

На «Пиковой даме» и «Царской невесте» в Московской филармонии

Речь пойдет о двух оперных концертных исполнениях в Москве, фигурантами которых стали солисты, хор и симфонический оркестр Мариинского театра. Первое состоялось еще в конце прошлого сезона 11 июня, а второе – недавно, 18 октября, и оба раза площадка их проведения – Концертный зал им. П.И. Чайковского – была неизменной. Также неизменно за дирижерским пультом находился и маэстро Валерий Гергиев, но для этих заметок важно то, что первое из двух филармонических мероприятий прошло в преддверии гала-концерта мировых звезд на Красной площади 13 июня, а также то, что и этот концерт состоялся в сопровождении оркестра Мариинского театра под управлением маэстро Гергиева.

Концерт на Красной площади был посвящен открытию в России Чемпионата мира по футболу (14 июня – 15 июля). Своей безусловной сенсационностью и массовостью охвата слушательской аудитории, хотя Концертный зал им. П.И. Чайковского на «Пиковой даме» (впрочем, как и на «Царской невесте» тоже) заполнился хорошо, первое филармоническое мероприятие он невольно оставил в тени. Но ничего страшного в этом не было, ведь оба концертных оперных исполнения нашли свою заинтересованную публику! И хотя весьма плотный на тот момент график вашего покорного слуги оставил «Пиковую даму» без своевременного отклика, забыта она не была. Памятуя о визите «мариинцев» в Москву этой осенью, объединить оба исполнения под вывеской русской оперы, оказалось не только легко, но и естественно, тем более что речь идет о 90-х годах XIX века: премьера «Пиковой» состоялась в 1890 году в Санкт-Петербурге, а «Царской» – в 1899-м в Москве.

С «имперской» пафосностью…

Еще одна причина того, что рецензент с публикацией не спешил, – в том, что от июньского исполнении «мариинцами» «Пиковой дамы» Чайковского – при ощущавшейся «имперской» пафосности и «чеканной» парадной добротности – упрямо веяло неизбывной равнодушной холодностью, «заигранностью на автопилоте». Под управлением этого же маэстро слушать «Пиковую даму» в Мариинском театре доводилось неоднократно в разных ее постановках, но музыкальные впечатления она всегда оставляла именно такие. Ощущение, когда «всё хорошо и добротно», но истинного душевного отклика не находит, – вовсе не из разряда экзотики: такое в жизни, а тем более в театре и музыке, случается сплошь и рядом. Оперный «конек» маэстро – это музыка Берлиоза, Вагнера и Рихарда Штрауса, Мусоргского и Римского-Корсакова, наконец, Прокофьева и Шостаковича, но вряд ли Чайковского и Верди, в музыкальных стилях которых можно усмотреть немало роднящей их общности. А мариинская «Пиковая» предстала в июне сродни красочной лакированной шкатулке: привлекательно красивой, даже, как было сказано, «по-имперски» пафосной, но открыться, показав свою сокровенно-чувственную душу, она так и не смогла.

Во многом этому способствовали лишь формально добротные, звонкие, зычные, напористые, но так мало говорящие душе трактовки партий главной пары героев – Лизы в исполнении Ирины Чуриловой и Германа в исполнении Нажмиддина Мавлянова. Вопрос о том, какие персонажи (или какой персонаж) в этой опере главные (главный), вовсе не праздный, ведь если рассуждать, опять же, формально, то главным персонажем сего опуса следует назвать Графиню, партия которой, согласно ее прозвищу «Пиковая дама», является титульной. Но, несмотря на всю сюжетообразующую важность этого персонажа (сюжетной интриги без него просто бы не было!), меломаны ходят на эту оперу, не придирчиво выясняя, кто занят в партии Графини, а кто поет Лизу и Германа, Елецкого и Томского, а возможно, еще и Полину, которым есть, как говорится, что попеть...

Впрочем, на сей раз ангажемент на партию Графини был весьма надежен и мастеровит, из разряда тех, что ни малейших сомнений не вызывают, ведь речь идет о ярчайшей примадонне Мариинского театра, знаменитой меццо-сопрано Ирине Богачёвой. Партия Графини в ее трактовке обрела на сегодняшний день весьма глубокую психологическую рельефность и философскую мудрость, и сцена в спальне (главная сцена этого персонажа), проведенная певицей музыкально выразительно и артистически элегантно, сполна в этом убеждает. Но вернемся к Лизе и Герману. При всём сегодняшнем остром дефиците как драмсопрано, так и драматических теноров, тот уровень мастерства, что они предъявляют в своих всё-таки главных партиях, довольно высок. И вправду, всё познается в сравнении! Вспомним хотя бы «Пиковую даму» – концертный проект Владимира Федосеева на этой же сцене со своим оркестром три года назад.

В его трактовке как раз не было ни формальности, ни «заигранности». Была тонкая и подлинно живая оркестровая душа, однако в составе певцов-солистов заметно «проседали» трактовки партий Лизы и Германа. В нынешнем обсуждаемом исполнении как раз всё наоборот. Предъявляя от природы сильные голоса и вокализируя в подчеркнуто силовой, «лакированной» манере, оба исполнителя (сопрано Ирина Чурилова и тенор Нажмиддин Мавлянов) явно недобирают в тонкой музыкальности и стилистической адекватности. При этом тенор поет всё же существенно ровнее и «чувственнее», чем сопрано, которая своими постоянными неконтролируемыми накатами цельность академической вокальной линии то и дело досадно разрушает. Томский (он же Златогор) – вполне убеждающий и вокально, и артистически баритон Роман Бурденко. То же можно уверенно сказать и о меццо-сопрано Юлии Маточкиной в партии Полины (Миловзора), и о баритоне Алексее Маркове в партии Елецкого, и с этими двумя исполнителями мы встретимся еще и на «Царской невесте».

С царственной величавостью…

Нынешнее концертное исполнение «Царской невесты» – тот самый благодатный случай, когда чистая музыка одерживает сокрушительно-мощную победу над всеми московскими театральными воплощениями этой оперы, которых в нынешней репертуарной афише столицы – целых три! Переставленная в традиционных, нового кроя, одеждах и «мотивах» фундаментальной классической сценографии 1955 года, «Царская» в Большом театре – вроде бы та же самая, но, увы, совсем уже не та! Две другие постановки – весьма слабые, сомнительные эксперименты. Первый принадлежит модной, но устойчиво далекой от музыки «Геликон-Опере», второй – «упорно не сдающейся» в отношении музыки и год от года упрочивающей свой исполнительский кураж «Новой Опере», но сей ее артефакт-компромисс – в афише, понятно, редкий уже гость…

Премьера новой постановки в Мариинском театре, свидетелем которой рецензенту стать не довелось, состоялась на сцене «Мариинский-2» не так давно – 21 июня. Так что нынешний царский подарок Москве – свежий, незамутненный еще прокатной рутиной отголосок. И это замечание в свете обсуждавшихся выше впечатлений от исполнения «Пиковой дамы» вовсе не случайно. Что же до «Царской» в Мариинском театре, то в сравнении с Большим мощный шлейф истории советского времени за ней не тянется. В репертуаре она отсутствовала довольно долго, пока в 2004 году не появилась та самая печально известная постановка Юрия Александрова с Марфой-Нетребко, в которой Ольга Бородина петь Любашу наотрез отказалась! С тем откровенно вампучным спектаклем рецензент уже знаком не понаслышке, набив на ней шишки на собственном опыте, и поэтому удивительно свежий, чистый глоток музыкального воздуха, подаренный Москве труппой Мариинского театра и его художественным руководителем в отрыве от каких-либо постановочных «отягощений», так желанен и дóрог сердцу!

«Царская невеста» Римского-Корсакова – уникальнейший образец «русского драматического бельканто»: а как иначе назовешь роскошное пиршество мелодики, кантилены, изящной фиоритурной выделки, вплетенное в суровую, захватывающе действенную ткань сквозной драматургической интриги! И прочтение музыкального полотна, современная история которого в Мариинском театре как раз и ассоциируется с Валерием Гергиевым, – одна из сильнейших по своему психологическому воздействию дирижерских работ этого маэстро. При ее царственной величавости, она интимно-проникновенна, она несет тепло истинно русской ментальности, она, если хотите, едва ли не эталон современной интерпретации этого опуса: маэстро Гергиев, хотя зачастую и предсказуем, удивлять всё еще умеет! Так что «Царская невеста» в исполнении труппы Мариинского театра становится незабываемым праздником чистой музыки, на сей раз сполна доказывающим оправданность подобного рода проектов.

Удивление, ведóмое поистине неосознанным растворением в музыке, начинается уже с увертюры – большой, развернутой композиции, предстающей восхитительным дайджестом основных музыкальных тем оперы. При этом вместе с оркестром и хором Мариинского театра (главный хормейстер – Андрей Петренко) сегодня в главных партиях на московской сцене – новое поколение мариинских звезд, и их ансамбль, довольно ровный и музыкально подкованный, в целом производит весьма позитивное, располагающее к слушательскому доверию впечатление. Оркестр – сам словно потрясающий рассказчик. Хор, чего «Пиковой даме», подготовленной с тем же самым хормейстером, недоставало, забирает как мощью вокально-драматического посыла, так и тонкой нюансировкой, музыкальностью. Солисты же при всей гиперусловности концертного исполнения, даже в отсутствие театра, ухитряются не просто исполнять свои партии, но и творить самый настоящий театр!

Переходя к солистам, начнем с ролей-эпизодов, и весьма эффектная роль, за которую всегда соперничают возрастные сопрано, – Сабурова. Певиц она притягивает эффектной сценой-рассказом в третьем акте, но на этот раз Сабурова впечатление производит «самое спокойное». Начиная как меццо-сопрано, ее исполнительница Анна Маркарова с зачислением в Мариинский театр быстро освоила ведущие партии лирико-драматического сопрано, и переходный дуализм фактуры ее голоса плюс неважная дикция – для партии Сабуровой не самые лучшие попутчики. Зато у мужских голосов партии-эпизоды сделаны впечатляюще ярко: царский лекарь Бомелий – на редкость выразительный тенор харáктерного амплуа Андрей Попов, Малюта Скуратов – вокально-аккуратный и ровный бас Владимир Феляуэр.

Еще одна пара (тенор и бас), в сущности, – тоже партии-эпизоды, но в сюжетной табели о рангах Лыков («жених царской невесты Марфы») и Собакин (ее отец) – герои ранга более высокого. К тому же, у Лыкова – две, с позволения сказать, «белькантовые» арии (в первом и третьем актах), а у Собакина – одна (но какая сложная, построенная на захватывающей басовой кантилене!) в четвертом. Тенор Александр Михайлов – имя новое, и в партии Лыкова он весьма неплох, сноровист, но пока лишь ученически прилежен, несколько зажат, несвободен. Но с таким кантиленным, певучим и музыкально мощным образом Собакина, который предъявил полновесный бас-профундо Станислав Трофимов, никогда ранее встречаться (даже в Большом театре) не доводилось. Так что браво русскому басу: пусть эта партия не столь масштабна, на сей раз она правит свой подлинный триумф!

Тройка главных героев, завязанных в дьявольский любовный треугольник, – Грязной, Любаша и Марфа. Баритон Алексей Марков (Грязной) – обладатель голоса от природы не слишком большого объема и заведомо лирической фактуры, с которой он буквально попал в десятку в партии Елецкого в «Пиковой даме», но на сей раз его персонаж – удел баритонов драматических. И всё же в набирании «вокальной драматической массы» певцу помогает сама реверберационная акустика Зала им. П.И. Чайковского, так что некая искусственность его посыла, в целом, нивелируется, неся сплошной позитив. При этом голос Ангелины Ахмедовой (Марфы) – сопрано лирическое, но не слишком легкое, а Юлии Маточкиной (Любаши) – меццо-сопрано не слишком заглубленное, но тембрально-теплое.

В эффектных сценах и ариях героинь-соперниц обе изумительно хороши и музыкально выразительны в рамках своих вокальных амплуа! Обе не просто мастерски пропевают положенные им партии, но и с полной отдачей восхитительно правдиво проживают их! Для Любаши драматическая кульминация – большая сцена с арией во втором акте, а для Марфы – сильнейшая по своему воздействию сцена сумасшествия в четвертом. В этом акте обе соперницы, наконец, встречаются, хотя назвать это встречей едва ли можно, ведь безумной Марфой реальность уже не воспринимается. Любаша замертво падает от удара кинжала Грязного, которого за признанием в лиходействе неминуемо ждет ужасная казнь. Следом за Любашей в мир иной отходит и Марфа, а у нас, слушателей, остается мощное, восхитительное послевкусие сродни глубокому музыкально-психологическому катарсису!

Фото предоставлены отделом информации Московской филармонии

реклама