Оперная программа юбилейного 100-го Зальцбургского фестиваля открылась диптихом Кастеллуччи-Курентзиса по партитурам Белы Бартока и Карла Орфа.
Программа юбилейного 100-го Зальцбургского фестиваля (Зальцбургский фестиваль был основан в 1920 году, но 2 года — в 1924 и 1944 — фестиваль не проводился. Поэтому фестиваль 2022 года является сотым по счёту) посвящена жанру мистерии и проходит под эгидой возвращения к истокам.
Одним из таких истоков является «Божественная комедия» Данте (1308—1321), 700-летие со дня окончания которой отмечалось в прошлом году (подробнее о фестивальной программе можно прочитать здесь).
С мистерии Гуго фон Гофмансталя 22 августа 1920 года началась история фестиваля, мировой премьерой мистерии Карла Орфа «Комедия на конец времени» в 1973 году ознаменовалась эпоха отказа от обширных интервенций в сферу современной музыки руководителя фестиваля маэстро Герберта фон Караяна (эпоха консерватизма и стагнации), драматическая же мистерия «По деревням» Петера Хандке, наполненная аллюзиями на статичный театр Метерлинка и мистическую эстетику абсурда Кафки, была показана в Скальной школе верховой езды в 1981 году и предвосхитила концептуальные реформы Ж. Мортье (1992—2001).
Созданный в русле этих традиций новый спектакль режиссёра Ромео Кастеллуччи и маэстро Теодора Курентзиса без особого преувеличения можно назвать знаковой вехой развития жанра мистерии. Разумеется, перед нами не оперное представление в традиционном смысле слова: в «Замке Герцога Синяя Борода» Б. Бартока мы не видим на сцене знаменитых семи дверей, за которыми скрываются семь основ мужского начала, а в «Комедии на конец времени» К. Орфа – религиозный пафос очищения причудливо вырастает из пафоса просвещения, когда режиссёр не только иллюстрирует теорию струн, но и прямо цитирует выдающиеся живописные полотна как мистиков прошлого, так и художников наших дней.
Одной из наиболее знаковых цитат стала отсылка к творчеству Билла Виолы, выставка работ которого проходит в эти дни в зальцбургском Музее современности впервые в Австрии: идея очищения человеческой психики водой и огнём вырастает из мрачной трёхмерной сценографии. В этот раз Кастеллуччи не просто замуровывает живописные арки Скальной школы верховой езды, как в «Саломее» (2018) — он погружает всё действие оперы Бартока-Балаша в полыхающе-рыдающий мрак, в котором певцы сливаются со стихиями огня и воды как с истоками вечности.
Невозможно не отметить фантастически яркие работы главных героев этого перфоманса финского баса Мики Кареса, который невероятным актёрским мастерством и феноменальными вокальными ресурсами создаёт образ неуязвимого и страстного величия, не способного вместе с тем обуздать разрушительное женское начало, воплощённое в образе четвёртой жены Герцога Синяя Борода Юдифи.
Партия Юдифи в этом представлении адски сложна не только вокально, но и в связи мизансценной парадигмой, придуманной постоянным соавтором Кастеллуччи – балетмейстером Синди ван Акер. С этой сверхсложной музыкально-пластической программой виртуозно справляется Аушрине Стундите: её Юдифь идеально воплощает идею яростно-манипулятивной и от этого самоубийственной интервенции женщины в лабиринт мужского подсознания, которое является той самой тайной мироздания за семью печатями, срывая которые, Юдифь запускает механизм Апокалипсиса.
Эта тонко подмеченная и умно выстроенная связь между произведениями Бартока и Орфа чуть расслаивается от несколько неуместных, но понятных оваций аудитории, которая не в силах сдержать эмоции. И благодаря многозначительным тёмным паузам-преамбулам к обеим частям этого мелодраматического священнодействия (маэстро Курентзис даже к дирижёрскому подиуму пробирается в кромешной темноте, но это не помогает: зал всё равно взрывается аплодисментами) выдержать тонально-ритуальную целостность представления всё-таки удаётся.
Молодёжный оркестр Густава Малера под управлением Теодора Курентзиса показывает чудеса технического блеска и стилистической безупречности. Кажется, впервые на моей памяти маэстро Курентзис словно приглушает свою художественную харизматичность, убирая «себя любимого» с авансцены музыкальной интерпретации, и мы слышим работу настоящего серьёзного мастера, а не шоумена. Без сомнений это не академическое прочтение: но если в партитуре Бартока мне не хватало темповых акцентов в лейтмотиве вспыхивающей и мерцающей крови, то лёгкие вторжения в партитуру Орфа (вступление хора вместе с оркестром) идеально вплетались в общую концепцию и вопросов не вызывали.
В мистерии Карла Орфа три хора, и здесь трудно скупиться на похвалы исполнителям: это была экстремально выдающаяся работа хора musicAeterna (хормейстер Виталий Полонский), Зальцбургского хора Баха (хормейстер Бенжамин Хартман) и Зальцбургского фестивального и театрального детского хора (хормейстер Вольфганг Гётц).
Мистической пронзительностью звучала прорицательница Сивилла в исполнении Надежды Павловой, воплощая идею страдания, ненависти и ужаса перед безумной жестокостью нетерпимости и бесчеловечности, которую воплощают в этой мистерии анахореты, прикрывающиеся христианскими идеалами. Блестяще выступили в меццо-сопрановых партиях Таксьярчула Канати, Френсис Паппас, Ирини Циракидис и Хелена Раскер (альт).
Фото: Моника Риттерхаус