Премьера «Кащея бессмертного» в «Геликоне»
Между делом (а дел у модного режиссера, как водится, невпроворот) Дмитрий Бертман поставил «Кащея». Идея не его. Это мэр Лужков попросил любимого режиссера убить и повкуснее приготовить сразу двух зайцев — и столетие со дня рождения «Кащея бессмертного» отметить, и о подрастающем поколении позаботиться. В самом деле — опера компактна, энергична, ярка. Чисто игрушка! Можно углядеть в ней кое-какие политические аллюзии (что и делали еще современники Римского-Корсакова), а можно сыграть ее просто как сказку. Сказку и решили ставить в «Геликоне», причем лучшими силами. За дело взялись режиссер Бертман, дирижер Понькин, художники Нежный и Тулубьева — все главные в этом театре и не последние на отечественном театре вообще. Этот многоголовый колосс напрягся и — произвел на свет пустячок.
Он был затейлив. Тут шевелит когтистой лапой огромный пребогатый ларец (он же обиталище Кащея, он же с «изнанки» осенний пейзаж, он же финальное солнце) — там волшебное зеркальце становится телеэкраном. Справа появляется Иван-королевич в космическом костюме с автоматом — здесь Кащеевна в соблазнительном прикиде, кровожадно воспевая знаменитый булатный меч, чистит им свои коготки. Никто и не полагал, что театр наступит на горло собственной песне и откажется от излюбленного приема актуализации и всегдашних эффектных манков. Более того, счастье, что в отсутствие какой-нибудь концепции есть хоть они. Иначе дитя заскучает, а взрослый (спектакль определен авторами как семейный), оставшись наедине с вокальным искусством здешних звезд, запечалится.
Потому что Царевна — Анна Гречишкина, красавица и лицом, и голосом, будет нещадно «есть» слова. Не менее красивый тем и другим Иван-королевич — Олесь Парицкий так и не дотянется до низов своей партии. Сногсшибательная видом Кащеевна — Елена Гущина окажется неяркой, с качающимся голосом певицей. Колоритный (опять же только видом) Кащей — Анатолий Пономарев будет с упорством осваивать околонотное пространство, но, о радость, сохранит в неприкосновенности слова.
Последний персонаж этого сказочного паноптикума, разрисованный, что матрешка — Буря-богатырь в исполнении Николая Галина, — будет последним и в вокальном отношении. Словом, все они в музыкальной ткани оперы были узелками, но в рассыпающемся пространстве с плохо отточенными мизансценами, с хаотичной массовкой — чуть не столпами. Отдыхал здесь режиссер от трудов. Зато в поте лица трудился дирижер.
Ему предъявят тысячу претензий, главная из них — плохие вокальные ансамбли и хоры. Но был в его оркестре завещанный Никишем затаенный огонь? Был. А что разгореться не дал ему Владимир Понькин во всю мощь, так, по мне, в силу объективных обстоятельств. В зале — дети, и они сидят чуть ли не на коленях у оркестрантов. Грохнут в полную мощь трубы, так поди потом утешь свое золотко... А повести ребенка на этот спектакль, пожалуй, можно. Бертмановские манки, от которых воротишь нос в энное количество лет, на заре счастливого детства очень кстати. Только вот какое дело: войти в оперу через геликоновскую дверь даже удобно, но жить и умереть лучше в других театрах, которые — верите ли, фанаты «Геликона»? — на белом свете тоже есть.
Лариса Долгачева
