К близящемуся 75-летию Р.К.Щедрина выходит книга «Родион Щедрин. Материалы к творческой биографии» (редактор-составитель Екатерина Власова). Масштаб и значительность уже произнесенного в искусстве Щедриным таковы, что интерес к тому, что им создано, со временем будет лишь возрастать. Но «магнитное поле» Щедрина — это не только огромный музыкальный мир. Это, как со временем становится все более ясным, — мощный источник духовного излучения, в радиусе действия которого значительные жизненные и творческие проекты, без которых наша художественная действительность была бы гораздо менее яркой и несравненно обедненной.
Поэтому на страницах книги встретятся имена, дорогие всем, ценящим отечественную культуру, и духовно близкие композитору. В разные годы, по разным поводам они свидетельствовали о своей горячей заинтересованности в том, что им было создано.
Особая, рефренная тема — поэтическое слово А.Вознесенского о Р.Щедрине. Пунктиром намечены в книге и такие темы, как Р.Щедрин и его великие современники — Д.Д.Шостакович, Е.Ф.Светланов, М.Л.Ростропович. Некоторые публикуемые документы из личного архива композитора сообщают новые акценты, казалось, известному, фиксируют внимание на ярких деталях, доселе остававшихся в тени.
На титуле книги стоят два грифа — Московской консерватории и издательства российской организации «Композитор».
Из стен консерватории всемирно известный музыкант вышел.
Союзом руководил свыше 17 лет. И то время вспоминается сейчас его коллегами как одно из плодотворнейших, как годы «самые насыщенные, самые живые и интересные», как «высший подъем» в жизни российской композиторской организации.
Многое в этой книге осталось «за кадром», в том числе и масштабная общественно-гражданская деятельность Р.Щедрина, его активная работа в конце 1980-х годов в межрегиональной депутатской группе.
И здесь, как и в бурные 1960-е, Р.Щедрин, по вспоминаниям свидетелей тех лет, «рубился впереди». Это отдельная, важная и пока не прочитанная страница его биографии, в которой — событий, встреч, созидательных дел — кажется, не на одну жизнь.
* * *
Вместо предисловия
Впервые я услышал его имя еще в конце 40-х, начале 50-х годов. Тогда шли разговоры по всей Москве о том, какой замечательный и талантливый композитор и пианист появился на музыкальном горизонте России. Несколько позднее, но тоже много лет назад я участвовал вместе с ним в концерте, который проходил в здании Министерства иностранных дел. Он играл свои фортепианные пьесы, свое знаменитое «Basso ostinato» и был — исключительно молод. Но уже тогда в его музыке присутствовала невероятная пластичность мелодической линии — ощущение естественного дыхания в музыкальной фразе и напряженности в кульминации. Все это особенно проявилось в его замечательных операх: исполнение «Мертвых душ» в Большом театре пользовалось в 70 — 80-е годы невероятным успехом. Наверное, сказывался ранний контакт с вокальной линией, пением: известно, что Р.Щедрин начал свой профессиональный путь в Московском хоровом училище, которым руководил выдающийся хормейстер, многолетний ректор Московской консерватории Александр Свешников.
Много позднее я имел честь впервые в мире дирижировать его феноменальной оперой «Лолита» по В.Набокову, а также премьерными исполнениями других его произведений, включая «Стихиру» для симфонического оркестра, посвященную 1000-летию Крещения Руси, и блестящую оркестровую транскрипцию «Двух танго Альбениса». Как виолончелисту мне посчастливилось впервые исполнить его «Sotto voce concerto» для виолончели с оркестром, Сонату для виолончели и фортепиано и сравнительно недавно — впервые в Германии, Франции и Америке — его «Parabola concertante» для виолончели, струнного оркестра и литавр.
Его гениальное ощущение оркестрового звучания сказалось не только в очень популярных Первом концерте для оркестра «Озорные частушки» и «Кармен-сюите». Королем современного оркестра называют его профессионалы, имея в виду максимальную звуковую выразительность при максимальной концентрации и экономии средств. Его произведения играют лучшие исполнители мира, такие как Лорин Маазель, Сейджи Озава, Марис Янсонс, Олли Мустонен, Максим Венгеров. Его невероятная творческая продуктивность не препятствовала много лет отдавать свои силы на благо Российского союза композиторов, который он возглавлял свыше пятнадцати лет, с 1973 года. Здесь он всегда стремился всемерно помогать коллегам в продвижении их работ и в житейских тяготах...
Особенно я ценю его неприятие компромиссов даже в то очень трудное для русской музыки время. Он всегда был новатором в музыке и не опасался публично демонстрировать свою полную поддержку любым отклонениям от «официального музыкального курса».
Я вынужден думать о том, чтобы не утомить читателя и быть лаконичнее. Но как можно упустить из его биографии любовь к величайшей балерине XX века Майе Плисецкой. Их долголетний союз принес Музыке такие шедевры, как балеты «Кармен-сюита», «Анна Каренина», «Чайка» и «Дама с собачкой».
Дорогой друг!
Я счастлив играть твои сочинения. Твое творчество — одна из ветвей могучего древа музыкального искусства России. Ты создал свой собственный стиль в музыке, ты удивительно разносторонне одаренный человек, образованный во всех областях искусства. Я ценю твой музыкальный вкус. Ты замечательный верный друг! Я очень надеюсь, что мы еще поработаем вместе!
Мстислав РОСТРОПОВИЧ
* * *
«...Запись давали слушать особо проверенным людям» 24 февраля 1968 года в Большом зале Московской консерватории состоялась премьера «Поэтории» Р.Щедрина. Произведение трудно шло к слушателю. Объявленная премьера едва не сорвалась. Однако грандиозный успех, которым сопровождалось первое исполнение, не помог, а, напротив, помешал автору. Министерство культуры всячески тянуло с приобретением сочинения. Концертная жизнь «Поэтории» оборвалась на 6 лет. Через полтора года после премьеры «Поэторию» обсуждал секретариат Союза композиторов СССР. Было организовано обсуждение и в журнале «Советская музыка». Сокращенный и тщательно отредактированный вариант стенограммы еще через полгода опубликован на страницах журнала. В печатный вариант не вошли выступления, которые явно нарушали существовавший и тщательно соблюдавшийся в публичной критической практике баланс между позитивными и критическими мнениями. Кроме того, в данных выступлениях поднимался более широкий круг проблем — в частности, правомерность художественного поиска, протест против замалчивания выдающихся художественных явлений, против создания критических стереотипов. Наибольшие возражения у перечисленных выступавших вызвало мнение Б.Ярустовского об «однобокости, односторонности» созданного автором «портрета современной России». Б.Ярустовскому активно возражали К.Хачатурян, Н.Макарова, В.Салманов.
Мнение Н.Макаровой о скрытой религиозности сочинения тогда, вероятно, не могло приветствоваться. Впрочем, как и пафос выступления Р.Леденева, адресованный общим проблемам, с которыми сталкивались композиторы поколения Р.Щедрина в современном обществе.
В.Салманов был преданным почитателем творчества Щедрина с первых его шагов на композиторском поприще. Он жадно следил за премьерами младшего коллеги, в письмах просил присылать каждую новую партитуру Щедрина. Когда вышла первая грамзапись «Кармен-сюиты», он писал автору: «...это просто ошеломительно прекрасно. Я только что кончил слушать пластинку, и по горячим следам — горячие эмоции. Откровенно говоря, даже ничего не хочется говорить, это так прекрасно по всем статьям, что я понимаю Элиасберга и его восторг и думаю, что иного мнения и быть не должно! Я даже не рискую Вас обнять, а только долго и почтительно стою перед Вами в низком поклоне». И на обсуждение «Поэтории» он специально приехал из Ленинграда — защитить опальное сочинение.
Выступление Салманова было направлено против упреков в недостаточной концепционной цельности произведения, которые высказали Б.Ярустовский и Д.Кабалевский. Последний, в частности, сказал: «...честно говоря, я не могу понять, и для меня есть много непонятного, может быть, со временем пойму. Но иногда что-то в концепции не ясно...» Более резко, по сути, переписав свое выступление, усилив в нем критические акценты, Кабалевский выступил со страниц журнала, опубликовав то, чего не говорил: «...сложность мира подменена раздробленностью мира, разорванностью сознания, то есть тем, что составляет сегодня основу некоторых „модных“, но бесплодных философских и эстетических теорий». Фактически Кабалевский высказался и против позиции Салманова, мнение которого осталось читателям неизвестным. Это была «игра в одни ворота», прием, типичный для того времени.
Высоко оценил «Поэторию» Д. Шостакович, начав свое выступление со слов: «Думается, что мы имеем дело с очень большим талантом». Но Шостакович не только ограничился выступлением. Он оставил и письменное свидетельство своего отношения к новому сочинению Щедрина.
Судьба «Поэтории» — это частица российской музыкальной истории 60-х годов, истории, совсем непростой прежде всего по изменению психологической атмосферы в обществе. Время разносных неграмотных критик, больше похожих на политические доносы, уходило. Наступало время вежливых обещаний, которые не выполнялись, сдержанной похвалы, которая ни к чему не обязывала. Или простого и эффективного способа избавления от проблемы — ее замалчивания. Представленные ниже голоса, не услышанные тем временем, — пусть прозвучат сейчас.
Роман Леденев:
— Когда я слушал это сочинение в концерте, первое ощущение, которое у меня возникло с самого начала, — очень большая легкость и свобода, с которой эта музыка как бы создавалась. Пожалуй, удивляться тому не нужно, скорее, можно было бы удивляться, если бы в произведении Щедрина было бы наоборот. Это то, что мы обычно называем мастерством, — а мастерство ли это или качество таланта?
Некоторым можно сидеть целую жизнь, написать много сочинений и в результате не приобрести такой легкости творения музыки. Вероятно, это, скорее, качество таланта, свойственное и другим сочинениям Щедрина, и оно есть здесь, хотя во многом его язык обогатился новой для него техникой, с которой он обращается так же легко, как это делал раньше в других своих сочинениях. Это очень приятно, и это очень хороший признак< ... >
В связи с этим хотелось бы сказать еще несколько слов. Если по поводу «Поэтории» возникли слухи о том, что сочинение чуть ли не арестовано, его невозможно услышать (кстати, так и было, и запись давали слушать особо проверенным людям), то вспомнил в связи с этим ситуацию в консерватории, когда сочинения Стравинского и Хиндемита можно было слушать только с разрешения дирекции. Тут возникает опасность — не возвращаемся ли мы к таким временам.
Сегодня это коснулось Щедрина, несколько раньше это касалось довольно многих наших композиторов, в чем еще раз убедился недавно, когда обсуждались абонементы филармонии на будущий сезон. В программе абонементов нет имен очень многих композиторов, и это не только в этом сезоне. Например, нет ни одного сочинения Волконского, мы не слышим их очень давно. Это композитор признанный, и одно время о нем говорили очень много. Сейчас он написал несколько очень интересных сочинений, которые невозможно услышать, так как филармония не желает иметь в своей программе эту фамилию. Радио тоже не хочет. В плане министерства Волконского тоже нет.
Я знаю, что в министерстве многих композиторов не принимают просто по фамилиям, то есть композитор не имеет возможности даже показать сочинение и получить вежливый или невежливый отказ. Просто такие-то фамилии в министерстве не могут быть. Например, случай с Сонатой Губайдулиной, в которой только и есть предосудительного, — это то, что, на чей-то взгляд, нельзя играть на рояле щипком. И хотя Соната одобрена министерством, но ждет решения замминистра, который должен самолично это решить.
Мне кажется, что пришло время собраться секретариату специально и обсудить такие вещи, так как если композитор долго не исполняется, он становится другим. Пример с Карамановым, который сейчас находится в очень тяжелом положении. Может быть, такие же или сходные судьбы могут быть потом у многих других.
Мне кажется, обязанность секретариата — в это вмешаться, и чем скорее, тем лучше.
В заключение хочу поздравить Р.К.Щедрина и очень хочу надеяться, что сможем это сочинение слушать не только в записи.
Карен Хачатурян:
— Вы затронули важную, нужную и больную тему. То, что Вы сказали, я передам т. Хренникову Т.Н.< ... >
Вадим Салманов:
— Я не буду говорить Р.К.Щедрину свои комплименты, так как слишком люблю его и слишком давно считаю своим не только музыкальным другом, но и помощником в педагогической деятельности, и вот почему. Мне кажется, что Р.К.Щедрин являет собой в этом сочинении особенно яркий пример того, как можно и нужно пользоваться всеми средствами, которые достойны не только техники советской, но и мировой музыки. Как можно эти средства поставить на служение настоящему искусству, чтобы все было гармонично и чтобы все эти средства служили главному идейному содержанию. С этой точки зрения, я слушал сочинение с двойным наслаждением. Помимо того, что получил наслаждение музыкальное от музыкальных глубин и от всего, что здесь уже говорилось, но страшно порадовался тому, что это — образец для нашей молодежи, которая часто поверхностно воспринимает те новшества, которые витают в воздухе, и которая идет на поводу внешнего, то есть бутафорского применения новейших технических средств.
С этой точки зрения, это сочинение необычайно поучительное, и мне жаль, что «Поэтория» так негативно некоторыми воспринимается и не исполняется.
Второй вопрос, который я хочу в этой связи затронуть. На мой взгляд, может быть два типа сочинений, которые существуют в природе и которые были и у классиков. Есть сочинения, которые сделаны так, что все становится ясным от начала и до самого конца. Вывод автор дает сам в своих мыслях, раскрывая их до конца и даже давая свои обобщения, то есть раскрывая до предела свою идею. И есть сочинения, когда автор не делает этого обобщения. Он излагает все с глубиной, со всей страстностью, со всей полемической устремленностью, но вывод оставляет делать слушателям.
Бывают часто случаи, когда люди, привыкшие, чтобы все было ясно до конца, остаются неудовлетворенными. У каждого автора право не разжевывать и класть в рот, а посмотреть и подумать самому слушателю. В этом сочинении как раз и есть та замечательная глубина мысли, художник показал крупнейшие потрясения, которые связаны с жизнью человека, в данном случае русского человека, но та недосказанность, которую получил бы в виде досказанного Б.М. Ярустовский, здесь была. Мне кажется, что Р.К. Щедрин правильно оставляет недосказанной мысль, чтобы окончательный вывод делал сам слушатель, сам подумал, все ли хорошо и ясно, а может быть, есть также вопросы, которые требуют еще любого человека, не только художника, но любого, имеющего отношение к искусству, подумать и дать ответ.
Глубина этого сочинения и есть заслуга того подлинного искусства, которое всегда будет доходить до слушателя, и неслучайно, что такое сочинение имело такой большой резонанс и такой большой истинный успех. Мне кажется, что это сочинение вызывает не сенсацию. Оно поражает тем, как художник находит возможным претворить то, что находилось на жизненной поверхности, в искусство, наполняемое большой человеческой силой. С этой точки зрения, мне кажется, что это произведение большой силы.
* * *
Музыка целует музыку
Я хочу, чтобы меня никто не принял за человека, который берет на себя смелость серьезно, многозначительно рассуждать о музыке. Я никогда бы не дерзнула пуститься в такие рассуждения. Для начала я сошлюсь на две свои строчки, в которых имеется в виду описать мое сложное соотношение с музыкой.
Зачем я не около стою, но слух на слух не обменяю.
Мой обращен во глубь мою, к сторонним звукам невменяем.
Однако у этих строчек есть продолжение:
Сначала музыка, но речь вольна о музыке глаголить.
Я хочу сказать, что лишь мое личное, живое, человеческое пристрастие к Родиону Щедрину дает мне внутреннее право содеять такой маленький экспромт похвалы ему и добрых пожеланий.
У всех, наверное, на памяти его «Поэтория», в которой Родион Щедрин совпал с поэтом Андреем Вознесенским. Мы знаем, сколько голоса заключено в гортани Андрея Вознесенского, какое обилие поэтических интонаций, какая сложность и какое разнообразие звучания. И вот я хорошо помню, как ошеломило мой слух совпадение двух этих людей. Когда множество звуков одновременно действовало на слух и на ум человека.
Пристрастие Щедрина к поэзии, к литературе не исчерпывается столь очевидным совпадением. Я совпадала с ним в моих литературных пристрастиях, и для меня было драгоценно то, что делал Щедрин, совпадало с русской литературной классикой.
Здесь проще всего сослаться на «Анну Каренину». Я помню, что меня очень тревожило все это представление. Каждый из нас знает, что человек, воспитанный на русской классике, имеет некоторую опаску к новым вариантам жизни наших любимых произведений. Здесь новые авторы, видимо, должны соблюдать какую-то торжественную целомудренную осторожность, прикасаясь к тому, что для всех нас так известно и так драгоценно.
И, видимо, мера этой осторожности определяется только степенью человеческого таланта. И вот в случае с «Анной Карениной», кажется, не было ничего, что было бы обидно или оскорбительно для великой книги, которая для всех нас так много значит.
И вот последнее, что причинило мне какое-то особое высокое волнение. Это когда в стенах Большого театра, которые сами по себе всегда сильно действуют на человека, я следила за тем, что происходит на сцене. А происходило именно продолжение жизни «Мертвых душ» Гоголя. Это тревога, которую мне постоянно внушает музыка «Мертвых душ», она относится в первую очередь к тому, что она как-то будоражит наши национальные чувства. Тут действительно речь идет о нашем Отечестве, России, непрестанно думаешь об этом.
То есть это вообще свойственно Щедрину. Я очень ценю в нем его национальный азарт, который всегда ощущается в созданной им музыке. Но этого было бы мало, потому что есть всегда опасность для человека, который сильно чувствует, каким-то инстинктом сильно чувствует национальное искусство, есть всегда опасность замкнуться в этом и остаться в стороне от того, что происходит во всем мире, во всемирном искусстве.
И вот мне кажется драгоценным, что у Щедрина это не превратилось в какую-то национальную тупость, что ли. То есть нет никаких сомнений, что это русский совершенно и очень русский человек, и в то же время мы понимаем, что это человек с посвященным умом, с просвященным слухом, если можно так сказать. Понятно, что все уроки всемирного искусства ему известны, что он дисциплинировал и развил себя на том уровне, который нам предлагает современная жизнь.
Вот это вынуждает меня к особенной нежности к Щедрину. Я могу сказать, что мой слух необыкновенно любовался его «Кармен-сюитой». Это для меня прелестная совершенно вещь, потому что здесь современное перенесение музыки не оскорбляет то, что всем известно. Наоборот, музыка целует музыку. Они находятся в нежном и неоскорбительном для слуха союзе.
Белла АХМАДУЛИНА
* * *
«Каждое новое его сочинение становится событием» Родион Щедрин принадлежит, с моей точки зрения, к самым интересным художникам современности. Мне легко об этом судить, потому что наши жизни проходят вместе, как говорится, со студенческой скамьи. Уже с консерватории все с нетерпением ждали каждого нового сочинения Родиона Щедрина. Тогда он много писал для фортепиано, потому что сам был блистательным пианистом. И по сей день он великолепно исполняет свои произведения. Пожалуй, я могу сказать, что лучших исполнений его сочинений я не слышал, хотя пианисты очень много играют его музыку, причем самые выдающиеся и разные во многих странах мира.
Родион великолепно проявил себя уже в годы обучения в консерватории и в области оркестра. И тогда уже совершенно стало ясно, что его призвание — это, конечно, оркестровая стихия. Надо заметить, что, несмотря на то, что в области симфонической музыки в XX веке уже все известно, все испробовано. И кажется, уже ничего после «Весны священной» Стравинского невозможно сказать. Однако Щедрин нашел что сказать. И сделал это чрезвычайно ярко, с великолепным, блистательным мастерством, присущим только лишь одному ему. Его партитуры поражают даже своим внешним видом. В них приятно смотреть. Видишь руку мастера, который блистательно знает, что хочет, что ему нужно, и не менее блистательно знает, как этого добиться.
А затем, когда эти партитуры оживают в звучании оркестрового коллектива, это становится двойным праздником. Потому что предвкушаешь эффекты зрительно, как говорится, всухую при первом знакомстве с партитурой. Но результаты превосходят все ожидания. Какие-то чарующие, доселе неизвестные волшебные сочетания групп, отдельных инструментов. Всегда точно подчеркнуто, что нужно в драматургии данного сочинения. И сделано это с каким-то удивительным расположением материала. Вот здесь, наверное, и приходят на память слова Малера. Когда Малера упрекали, что он вроде бы и не очень индивидуален, он ответил: «Ну что ж, материал мой, может быть, и не нов, но расположение материала новое». Но к Щедрину данное высказывание относится только лишь своей второй половиной. Потому что и материал у него нов, и, конечно, расположение этого материала очень новое.
Ради чего этот замечательный художник ищет, ради чего он экспериментирует, ради чего он совершенно неустанен в своих поисках?
Конечно, не ради самих поисков. Ибо, с моей точки зрения, зрелый, настоящий большой художник никогда не играет в звуки. Он всегда одержим идеей. «Музыка жива мыслью», — говорил Скрябин. И эти слова можно адресовать любому крупному художнику, в том числу и Родиону Щедрину. Каждое новое его сочинение становится событием не только в отечественной, но и в мировой современной музыке.
Его музыка не всем, может быть, сразу нравится. Ну и что же? Гораздо хуже, когда все сразу нравится, а затем начинаешь постепенно разочаровываться в этом. Но вот когда произведение заставляет вновь и вновь к нему возвращаться, когда музыка вызывает желание еще и еще ее слушать, в нее вжиться, понять, что хотел сказать композитор, тогда процесс познания бесконечен и прекрасен. Я позволю сравнить его с восприятием драгоценного камня, глубина которого непостижима и всегда манит. И в том восприятии нет конца. Ибо Родион Щедрин находится в расцвете своих сил и творит ежедневно, ежечасно. Всегда в неустанном труде, в поиске к новым берегам.
Евгений СВЕТЛАНОВ
* * *
«Я был участником рождения великого произведения» 7 июня 1977 года. Большой театр. Премьера оперы Р. Щедрина «Мертвые души». Либретто композитора по поэме Н.В. Гоголя. По меркам того времени это был странный спектакль. Достаточно назвать сцены «Обед у прокурора», «Похороны прокурора». А если вспомнить, что у того прокурора на поверку «всего только и было, что густые брови»... Если вспомнить финал оперы, финал-вопрос «Доедет ли колесо до Москвы?» или начальный хор «Не белы снеги», которые занесли всю Россию. Короче, для думающих людей это был понятный спектакль...
Опера «Мертвые души» и по сей день со мной, она довлеет надо мною. И сейчас бы не смог ответить на вопрос, как оказалось возможным осуществить столь дерзкий замысел. То ли у всех нас, артистов, плохая дикция была, то ли никто из начальства не читал Гоголя и не пытался сопоставить сцену и жизнь. Потому что если бы сопоставили, то нас бы всех поставили по стойке смирно и всем всыпали бы по первое число.
Помните перечисление блюд в сцене «Обед у прокурора»: "... бараний желудок с кашей, свиной сычуг с ледком, расстегай с сомовьим плесом, стерляжья уха с налимами, щеки осетра, поросенок с хреном, пулярка с гусем, балык, копченые языки, пироги с вязигой...«И это в то время, когда предел мечтаний большинства советских людей, особенно в глубинке, был в куске колбасы. У нас, артистов, между собой шутка ходила: «Если ты хочешь воспитать антисоветчика, много усилий не надо, дай человеку почитать либретто оперы».
Остросатирический дар композитора, его тонкий вкус раскрыли в музыке всю глубину поэмы Гоголя и повернули ее к современности. Когда я впервые услышал «Кармен-сюиту», я был потрясен и долгое время ходил под впечатлением этой музыки. Затем, едва познакомившись с оперой, я, чудак, стал искать аналогии между произведениями. Лишь постепенно понял я всю уникальность «Мертвых душ» Щедрина. И не я один. Все занятые в спектакле артисты работали с упоением.
Известно, чего греха таить, какие усилия необходимы, чтобы подвигнуть артиста на исполнение современной оперы! Причем сейчас ситуация изменилась к лучшему. А во времена моей молодости вокалисты воспринимали лишь Чайковского и Верди. Кто спорит — это гениальная музыка, которой мы наслаждаемся и сегодня. А «Мертвые души», по моему мнению, — это музыка страны, в которой мы в те годы жили. Она ведь такая острая, угловатая. Такая в ней безысходность и такой невероятный трагизм. Эта музыка пронизывала человека от макушки до пяток.
Я частенько спускался в оркестровую яму, садился тихонечко и слушал, слушал. Я не мог этой музыкой насытиться. Особенно меня потрясал начальный хор «Не белы снеги» в исполнении певиц мининского хора. Я считаю, что самая большая находка композитора в опере — этот хор. Впечатление было колоссальное. Это был образ России 1977 года. Спектакль не вписывался в рамки привычных для тех времен правил жизненной игры. Ведь все мы жили в неповторимой стране, которой нет нигде в мире. И мы могли чувствовать себя только в двух измерениях: или счастливыми, или очень счастливыми. По-другому ощущать себя было нельзя. Это было наказуемо. Мы же, все, кто был причастен к спектаклю, творили «Мертвые души». Причем, заметьте, происходило все это в кульминационные годы так называемого развитого социализма.
Я считаю, что судьба привела меня к этому важнейшему моменту жизни. Обратите внимание, какое созвездие великих имен участвовало в создании спектакля. Гениальный гоголевский текст. Создатель либретто и музыки — Щедрин. Ставил спектакль Борис Александрович Покровский. За дирижерским пультом — Юрий Хатуевич Темирканов. Сценограф — Валерий Яковлевич Левенталь. Это он придумал идею с движущимися фурками. Не нужно было переставлять декорации, которые бы тормозили действие. Потрясающий был эффект, когда мы с Коробочкой выезжаем и начинается сцена, без малейшей заминки, как в кино. Щедринскую идею сквозного действия Борис Александрович Покровский воплотил мастерски. А что Темирканов творил за дирижерским пультом — не передать словами! А фантастический исполнительский уровень хора Владимира Минина! Да, это была новаторская опера во всех отношениях.
Я вновь говорю о том, что выиграл свой счастливый лотерейный билет, что был участником рождения великого произведения. Ведь это была первая большая роль в моей жизни, что оказалось очень удачным. Если бы я обладал певческим опытом, то неминуемо нахватался бы штампованных приемов и не смог так раскованно петь и играть.
Нетрудно быть пророком. Я думаю, что не обижу своих замечательных коллег, если скажу: то, что мы сумели сделать, — лишь видимая часть огромного айсберга, каким мне представляется опера «Мертвые души». Яркая, талантливая, но только часть того, что написано в этом произведении. Видимо, для этого нужно все другое: время, уровень развития музыкального театра, труппа и слушатель. Может быть, это и произойдет в XXI веке?..
Кто-то пустил слух, что у меня из-за этой оперы возникли проблемы с голосом. Невероятная чушь! Не было бы в моей певческой жизни этой оперы, карта легла также. Я в этом уверен. Но «Мертвые души» дали мне счастливую возможность прикоснуться к великому искусству. Можно ли представить лучшее начало творческой жизни?!
Александр ВОРОШИЛО
* * *
Щ
Однажды Гия Канчели, композитор, в бархатной темно-синей тужурке и с такими же бархатными глазами, после премьеры, на которую он приехал из Германии, говорил мне о Родионе Щедрине: «Это большой композитор, может быть, крупнейший в мире сейчас». Привыкнув к ревнивому лепету моих коллег, я был поражен. Щедрин — большое «Щ» русской музыки. Такой буквы нет ни в одном алфавите — ни в английском, ни в немецком. Беспощадная новая его музыка — мощная, щемящая, прищуренная от боли или от смеха. Великие Шостакович, Шёнберг, Шнитке, Штокхаузен работали в реалиях XX века, Щедрин же прыгнул с нами физически в XXI век. Что означает его палка? Минарет? Колокольня? Или вертикальный шпагат невозмутимой Волочковой? Накануне пожара, за сутки до этого, я слушал в Малом зале Консерватории его новую сонату. Какой надо иметь таланти-ЩЕ, чтобы из нашего дерьма и ужаса создать сокровиЩЕ!
В первом ряду сидела Майя, напряженно в профиль, вытянув вперед подбородок и шею, похожую на букву «Щ» с запятыми уха. Спасибо ему за «Поэторию», за то, что он, как никто, понял строки «ты молилась ли на ночь, Россия? Как тебя мы любили». Конечно, лучше бы, если бы он жил не в Германии... Еще, Щедрин! Я вижу, как затруднительная для компьютерного набора буквица «Щ» перевертывается, сжавшись в кулак и выставив вверх торжествующий большой палец.
Есть много версий консерваторского пожара. И неисправная проводка, и обида незадачливого ученика. И я допускаю, что стены вспыхнули, восприняв серьезно призыв пожарной сирены, которую так любит вставлять в свои произведения композитор.
Он еще дороже вроде бы.
Что грозит ему пожар —
деревянной малой родине.
Обожаю малый зал.
Еще, Щедрин, еще!
Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ
