Последняя сказка Моцарта

Оперная программа Зальцбургского фестиваля открылась новой постановкой «Волшебной флейты»

«Волшебная флейта» Моцарта — опера, истерзанная интерпретациями, а её чрезмерно углублённое прочтение — любимая забава современной оперной режиссуры. Желание выудить из этого материала ответы на все вопросы — понятно (я и сам много слов потратил на то, чтобы показать, как именно «Волшебная флейта» убила своего автора). Но даже на мой извращённый вкус, любые интеллектуальные махинации с этим шедевром не выдерживают проверку его невероятно рыхлой, нелепо-карнавальной дивертисментной структурой, которая вопиет буквально из всех своих драматургических дыр и несуразностей об отсутствии глубокой идеологической подоплёки у этой… оперетты.

Мы всё время забываем, что «Волшебная флейта» — не опера ни в каком смысле, а сам её жанр, определённый как «Singspiel», прямо указывает на то, что никакого функционального смысла, кроме развлечения простой публики, в этом произведении нет. Это фантастическая сказка для взрослых. Собственно, именно сказку показали и рассказали нам в Зальцбурге американский режиссёр из Берлина Лидия Штайер, драматург Инна Карр, сценограф Катарина Шлимпф и художник по костюмам Урсула Кудма.

Драматургической основой этой работы над новой сценической концепцией моцартовской «Волшебной флейты» стал сам жанр зингшпиля, то есть эклектичного по форме развлекательного шоу на потребу толпе. Отсюда в новой постановке такое невероятное количество трюков (огненное пламя из пасти дракона), цирковых номеров (от жонглёров и клоунов до сложнейших гимнастических элементов «под самым куполом»), комических небылиц вроде балерин с медвежьими головами и гигантских кукол на ходулях и пр., и пр. Но аутентичность формальной стороны постановки стала лишь инструментом поиска внутренней стройности и драматургической убедительности «Волшебной флейты» в рамках именно современной театральной эстетики.

В своём интервью драматург постановки Инна Карр подробно рассказывала о своей работе над разгадкой шиканедеровской композиции образов и событийной канвы либретто: ведь в самом деле, непонятно, чьими слугами являются три мальчика, где и как потеряли друг друга принц Тамино и Папагено, да и откуда вообще взялся этот принц и почему ему в напарники достаётся такое несуразное существо, как птицелов (заметим по ходу, что для германской культуры этот род деятельности, как и само понятие — абсолютно сакральны). Когда И. Карр поняла, что в основе этой замысловатости, на самом-то деле, лежит развлекательная НЕзамысловатость, сами собой сложились ответы на два ключевых вопроса:

1) зачем вообще была написана «Волшебная флейта»?
2) как её поставить, чтобы сегодня она вызывала те же эмоции, которые она вызывала почти 230 лет назад?

Ответ на первый вопрос лежит на поверхности (именно поэтому его так не хочется замечать: кому же хочется замечать банальности?): «Волшебная флейта» была написана «не для совести, а для радости», и единственным предназначением этой лучезарной партитуры в сочетании с разговорными диалогами было порадовать простых людей. Любой специалист по жанровой номенклатуре XVIII в. подтвердит, что это так и только так, и никакого иного предназначения у зингшпиля нет и быть не может (спорить с этим могут только люди, способные увидеть в комедиях Вуди Аллена пособие по выживанию в экстремальных ситуациях: эта публика готова спорить вообще с чем угодно). Приятным удивлением стал тот факт, что постановочная группа во главе с Лидией Штайер банальностей не испугалась, и сделала то, что давно нужно было сделать с этой волшебной партитурой, безошибочно угадав ответ на второй вопрос: как её оживить на сцене?

Ответ на этот вопрос тремя годами ранее я услышал во время своей беседы с выдающимся австрийским актёром — Корнелиусом Обоньей: любой человек любого возраста всегда готов услышать… сказку! Потому что по-настоящему мы никогда не взрослеем: мы просто забываем, что мы — дети. И каким бы ни было наше детство, воспоминание о нём — всегда возвращение к нам самим настоящим: к непосредственности радостей и обид, безудержности смеха и слёз, готовности удивляться и пугаться, делать глупости и переживать по пустякам. Эта детская искренность — главная жертва взрослой жизни. И, на мой взгляд, нет ничего более драгоценного, чем возможность испытать её снова, снова став ребёнком.

Именно эту фантастическую возможность и дарит нам спектакль Лидии Штайер и Инны Карр: нам рассказывают сказку, в которую мы верим, сказку о драматической судьбе одной семьи, в которой гордая мать оставляет троих мальчишек без отца, а три гувернантки неожиданно превращаются в трёх вооружённых винтовками дам из свиты Царицы ночи, которая мечтает выдать дочь, «погрязшую» в цирковой антрепризе (привет от зингшпиля Моцарта оперетте Штрауса!), за успешного офицера и дворянина, который оказывается…

Досочинив новые диалоги к либретто Э. Шиканедера, Л. Штайер и И. Карр создали логически стройный композиционный каркас, на котором музыкальная ткань «Волшебной флейты» засияла настолько свежими и яркими красками, что от происходящего на сцене просто невозможно оторваться. Каждое мизансценное решение музыкально продуманно, каждый трюк словно вырастает из дыхания моцартовской музыки, появление каждого персонажа овеяно едва ли не детективной интригой, и сознательно нарушая жанр театральной рецензии, я признаюсь, что всё представление я сам смеялся и плакал, как ребёнок: настолько этот спектакль был сказочным во всех смыслах этого слова. И конечно, для меня сегодня это лучшая постановка «Волшебной флейты», прежде всего, с точки зрения духа музыки: лучше этот шедевр Моцарта, на мой взгляд, не поставить.

О музыкальной стороне постановки рассказывать и сложно, и приятно: Венские филармоники под управлением маэстро Константиноса Каридиса звучали камерно и мягко, тонко и одновременно насыщенно. Инструментальная звуковая волна то приподнимала происходящее на сцене, давая возможность сконцентрироваться на сложнейших сценографических превращениях и драматических перипетиях, то накрывала собой оголённый остов чёрных лестничных каркасов, за которыми появлялись кадры военной кинохроники. Это звуковое единение оркестровой ямы со сценическим пространством — явление по нынешним временам экстраординарное, образцовое, выдающееся.

Конечно, выдающимся был и ансамбль солистов во главе с Альбиной Шагимуратовой (стервозная и виртуозная Царица ночи) и Маттиасом Гёрне (умиротворяющий своей мудростью и красотой вокала волшебник Зарастро).

Сразу замечу, что в связи с этим спектаклем я сознательно отказываюсь от подробного анализа технической стороны исполнения, ограничиваясь лишь общими замечаниями (в скобках же замечу, что приём певцов публикой был оглушительным).

Маттиас Гёрне поразил исключительным обертоновым богатством своего голоса, Мауро Петер (Тамино) порадовал нежнейшим шёлковым звуком в «портретной арии», Альбина Шагимуратова с компьютерной точностью и графичностью воспроизвела все садистские фиоритуры обеих арий Царицы ночи, Кристиана Карг представила очень трогательный, почти подростковый вокальный образ принцессы Памины, Адам Плачетка тонкой работой с фразировкой сделал своего Папагено настоящим шалопаем-переростком, Мария Назарова покорила зал вставной фиоритурой в микроскопической партии Папагены.

Безусловно, заслуживают упоминания и другие участники спектакля: и Михаэль Портер (Моностатос), и Илзе Ееренс (Первая дама), и Паула Муррихи (Вторая дама), и Женевьева Кинг (Третья дама), и Тарек Назми (Оратор), и, конечно, три солиста из Венского хора мальчиков, на превосходной игре которых, как это ни странно, и держится вся сюжетная подоплёка новой «Волшебной флейты».

В новом зальцбургском спектакле сказочные новеллы трём малышам читает Дедушка (блестящая работа легендарного Клауса Марии Брандауэра), и его рассказы, сдобренные насмешливой строгостью, постепенно вырастают в сагу об испытании человечества кошмарным двадцатым веком (именно отсюда возникают кадры военной кинохроники, которые Дедушка буквально заставляет смотреть одного из перепуганных внуков). И когда за окном, через которое в самом начале рассказа в детскую спальню влетает принц Тамино, преследуемый гигантским огненным пламенем, начинает светать, Дедушка опускается в своё кресло и умирает, унося с собой в небытие сказку о своей не состоявшейся любви, о своей израненной бессмысленными войнами жизни, о своей мечте о многочисленном потомстве (его в смешном и страшном оформлении дуэта Папагено и Папагены провозят по сцене в колясках военные сёстры милосердия)…

И только один из трёх малышей во время финального аккорда последней сказки Дедушки вдруг вскакивает в своей кроватке и… всё понимает. Потому что только Ребёнок, который живёт в каждом из нас, действительно может всё понять. Только Ребёнок способен понять Сказку.

Фото: © Salzburger Festspiele / Ruth Walz

Партнер Belcanto.ru — Театральное бюро путешествий «Бинокль» — предлагает поклонникам театра организацию поездки и услуги по заказу билетов на Зальцбургский летний фестиваль, в Венскую оперу, а также заказ билетов на знаменитые музыкальные и оперные летние фестивали в Европе.

реклама

вам может быть интересно

Так закусим! Культура
Час музыки и сказки Классическая музыка

рекомендуем

смотрите также

Реклама