Конец великой эпохи

Премьера оперы Леонида Клиничева «Зинаида» в Мариинском театре

Фото: Валентин Барановский / Мариинский театр

Три ярких представителя «серебряного века» ожили на сцене Мариинского театра

Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит.
Крапиве, чертополоху
Украсить ее предстоит.

Анна Ахматова

«ТАМ ЖИЛИ ПОЭТЫ…»

«Да неужели же и я подхожу к отрицанию чистоты искусства и неумолимому переходу его в религию. Эту склонность ощущал я (только не мог формулировать, а Бугаев, Д. Мережковский, З. Гиппиус вскрыли) давно». Эту запись сделал в дневнике весной 1902 года Александр Блок, по сути, только входящий в русскую литературную жизнь. Искусство, переходящее в религию – как высоко надо чувствовать и какой интеллектуальной мощью надо обладать, чтобы ощущать это!

Они жили так, что быт, кажется, существовал отдельно от них.

Искусство и религия, вечные вопросы, ответы на которые искались в философии, у «Вечных спутников», в обсуждении Христа и антихриста – вот что составляло жизнь. Странные отношения – Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Философов. Для обывателей – любовный треугольник. Для посвященных – триумвират. Законодатели моды в литературе и философии.

Вершина этого триумвирата – «безумная гордячка», рыжеволосая наяда (опять-таки цитата из Блока) Зинаида Гиппиус. «Зинаида. Ласковая кобра». Так называется опера ростовского композитора Леонида Клиничева, поставленная в Мариинском театре в Прокофьевском зале Алексеем Степанюком. «Ласковой коброй» она назвала себя сама в стихотворении «Боль».

…Холодный весенний ветер с Вислы, кажется, проникает в комнату. Краковское Предместье с застывшими лужами, полупустынный костел, где хранится сердце Шопена, со скорбными ликами святых. «Ветер шумит над Польшей – Шопен серебристо-черный» — так напишет через пару десятилетий неизвестный польский поэт. Траурный Шопен, словно оплакивающий через года троих эмигрантов, занесенных революцией в Варшаву. Впрочем, Шопен мог быть только в воображении героини оперы.

Женщина зябко кутается в шаль, и этот озноб не только от холода, внутри все застыло от зыбкой неизвестности в будущем.

Зинаида Гиппиус не ощущает Варшаву местом, где ей бы хотелось жить. Все мысли о Петербурге, о том времени, когда она была властительницей душ и судеб. С этого начинается рассказ о триумвирате, точнее, о той эпохе, которую мы потеряли. Спектакль-воспоминание.

Фото: Валентин Барановский / Мариинский театр

Начало прошлого столетия, его мы привычно называем «серебряным веком», хотя с точки зрения вечности и прошло совсем немного времени, практически безнадежно стерто, утрачено в связи с событиями 1917 года, поменявшими систему координат и насильственно насадившего в искусстве социалистический реализм. И если в последние тридцать лет нам возвращены имена людей, бывших цветом «серебряного века», то само ощущение этого времени посредством художественных образов могут передать только избранные.

«НО ДАЖЕ НЕБО БЫЛО СТРАСТНО…»

Один из тех, кто мыслит и творит категориями «серебряного века» и мог бы встать вровень со многими его титанами – Алексей Стапанюк. Он словно реально живет рядом с ними – неподалеку от его дома та самая бывшая Офицерская улица, где находился театр Веры Федоровны Комиссаржевской, на его сцене впервые был поставлен блоковский «Балаганчик». Иногда он заходит в ту саму аптеку, что увековечена Блоком («Ночь, улица, фонарь, аптека»). Подобных примеров из его жизни, жизни коренного петербуржца, можно привести множество.

Это погружение в эпоху, возможно, отчасти, такое желанное, не могло не сказаться на спектаклях Степанюка.

Многие из них — абсолютное тому подтверждение. «Мистерия апостола Павла», «Евгений Онегин» и «Пиковая дама» и особенно «Идиот» — это все словно чудом дошедшие до нас месседжи из того Петербурга, где Александр Блок, читая свои стихи, собирал залы, Мейерхольд ставил «Сестру Беатрису» и «Гедду Габлер» в театре на Офицерской улице, мечтая о «Праматери», Шаляпин гремел «эхом горного грома» и Ахматова скучала в «Бродячей собаке».

И все они, не сговариваясь, жили в предощущении бездны, неумолимого рока, который вот-вот повернет историю страны.

Этот рок, этот поворот к абсурду так явственно ощущается в новой работе Степанюка. Но как акт сопротивления — стойкость триумвирата, его сплоченность перед хаосом настигающего переворота.

Фото: Валентин Барановский / Мариинский театр

«Зинаида» — одноактная опера, где всего три персонажа. Или — целых три. Потому что каждый из них — отдаленнейшая личность, которой подвластны проза, поэзия, философия, критика.

Зинаида Гиппиус (Гелена Гаскарова), Дмитрий Мережковский (Илья Селиванов), Дмитрий Философов (Григорий Чернецов). То, что их связывало в так называемой «личной жизни», наверное, все-таки не подлежит обсуждению – это была «любовь того вампирственного века». Пусть будет так, на этом мы и остановимся.

Леонид Клиничев, он же и автор либретто, создал тревожную, с драматическим началом музыку, где даже лирические арии вносят ощущение надвигающейся катастрофы.

Алексей Степанюк выступил еще и в роли сценографа, выстроив минимумом средств гостиную Гиппиус. Здесь нет ни одного случайного предмета – стопки книг, чемодан с с черновиками, зеленая лампа (в Петербурге, а потом в Париже у Гиппиус и Мережковского было общество под таким названием), несколько парчовых подушек на полу – капризный излом эпохи модерна.

И — игрушечный паровозик, который остался от железной дороги. Самый точный предмет — осколок счастливого детства. Ведь все трое выросли в хороших и крепких дворянских семьях, заложивших в них интеллектуальную основу. Задник – огромный портрет Зинаиды Николаевны, в самом начале героиня оборачивается к нему и лицо высвечивается.

Гелена Гаскарова — центр и нерв спектакля, с ее беспокойным голосом и изломанной пластикой.

Режиссер помог ей уловить манеры Гиппиус, знакомые нам по многочисленным портретам – как она садится, как играет лорнетом, вертит каблучком, как прорывается ее темперамент «ласковой кобры», темперамент, который она прячет до поры и времени.

Илья Селиванов лаконичен и точен, он угадал внутреннюю суть Мережковского — кабинетного ученого, мудреца, философа, который незадолго до революции воззвал к «общественной совести», предсказал «грядущего хама», но не был услышан. И, наконец, Григорий Чернецов — немного истеричный, импульсивный, возможно, сам себя до конца еще не понимающий Философов.

Фото: Валентин Барановский / Мариинский театр

Три человека, связанные ироничной судьбой, но нашедшие источники творчества в этом действительно необычном союзе.

Спектакль Алексея Степанюка — это точный и пронзительный портрет эпохи, написанный с болью, где-то с отчаянием, с пониманием героев,

поступки которых понять и принять порой непросто. С признанием их значительности для русской культуры.

Постановка идет всего час, но аккумулирует в себе темы и идеи важные и нужные. Она о людях, ищущих ответы на «вечные вопросы», о бесценном генофонде, которого страна была лишена.

И хотя в спектакле этого нет, но о будущем героев хочется рассказать.

Философов в Варшаве заболел идеями Савинкова, и когда Борис Викторович был арестован ОГПУ и якобы перешел на сторону советов, тяжело переживал. Гиппиус и Мережковский, тоже помогавшие Савинкову в подготовке его литературных опусов, а он был далеко не бездарен в плане литературы, позже уехали в Париж. Мережковский умер в 1940 году, Гиппиус пережила его на пять лет, дождалась изгнания немцев из столицы Франции. Последние годы она посвятила приведению в порядок литературного архива мужа.

Они прожили вместе 52 года и никогда, даже на день, не расставались…

Р.S. Что волнует сейчас большинство населения страны? Колебания доллара и евро, Трамп, истерики Джигурды у Малахова, очередной скандал в стане поп-кумиров… Увы, это наша реальность. И вдруг откуда-то, из какого-то космоса, из «аметистов и сапфиров метели», возникает фрагмент иного мира. В нем любят, ненавидят, спорят. Живут жизнью духа и души.

Проект с оперой Клиничева, как еще множество подобных интеллектуальных и просветительских проектов, был придуман Ларисой Гергиевой, которая увлекала этой идеей и своих учеников из Академии молодых певцов Мариинского театра, и режиссера, и замечательного пианиста Василия Попова, он игрой сопровождает действие. И те счастливцы, что побывали на спектакле, попали в этот «предназначенный круг». В ту эпоху, в которую можно вернуть себя напряжением воли и работой ума и сердца.

Фото: Валентин Барановский / Мариинский театр

реклама

вам может быть интересно

Настроено по-русски Классическая музыка