«Сказки Гофмана» (фр. Les contes d'Hoffmann) — фантастическая опера Жака Оффенбаха в 4 действиях (5 картинах), либретто Ж. Барбье по одноименной пьесе Ж. Барбье и М. Карре, инструментовка Эрнста Гиро.
Премьера: Париж, театр «Опера-комик», 10 февраля 1881 г.
Фантастические рассказы Эрнеста Теодора Амадея Гофмана получили широкий отзвук в оперном и балетном жанрах. В опере Оффенбаха отражены не только темы и сюжеты произведений великого писателя, но и сам он выступает в качестве главного героя, переживающего наяву то, что творила его фантазия. Реальный Гофман имеет мало общего с мечтателем и несчастным влюбленным, каким он выведен в опере. Но музыка Оффенбаха, сочетающая причудливую и гротескную, а по временам зловеще-мрачную фантастику с иронией, своеобразно передает некоторые стороны творчества писателя.
В винном погребке, окруженный группой друзей, Гофман вспоминает былые любовные увлечения. Теперь он влюблен в артистку Стеллу, которую преследует советник Линдорф. В Стелле соединены образы всех женщин, которых любил Гофман, тогда как Линдорф концентрирует черты его врагов. То, о чем рассказывает герой оперы, воскреснет в трех сценических образах. Он влюбляется в прекрасную Олимпию, дочь физика Спаланцани, не зная, что это не живая девушка, а заводная кукла. Злой Коппелиус, враг Гофмана, ломает куклу на глазах поэта, уничтожая его веру в красоту и любовь. По наущению злодея Дапертутто куртизанка Джульетта обольщает Гофмана и побуждает его убить соперника, а затем, насмеявшись над влюбленным, покидает его. Гофман полюбил тяжело больную певицу Антонию, которой запрещено петь. Приглашенный ее отцом доктор Миракль (новое воплощение зла, преследующего героя) заставляет девушку петь, доведя ее до гибели. В эпилоге уставший Гофман засыпает, а в погребок входит Стелла. Когда поэт пробуждается, никого нет: Линдорф увел Стеллу.
Оффенбах, автор многочисленных оперетт, всю жизнь стремившийся к опере, лишь на склоне жизни сумел осуществить свое намерение, однако не дожил до постановки своего итогового произведения. Лирическое начало, столь характерное для его творчества и лишь частично проявившееся в опереттах (особенно сильно в «Периколе»), определяет весь характер «Сказок Гофмана». Образное содержание музыки и либретто совпадает далеко не в полной мере.
Автор текста Барбье придал событиям мистический и пессимистический характер. Жизнь — тщета, обман; зло и ложь всегда торжествуют над добром и правдой, столкновение мечты с пошлостью реального мира неизбежно приводит к победе пошлости — таков конечный вывод либретто.
Музыка же лишена мистических черт, злое начало не имеет в ней всеобщего характера, и носителями его являются люди, которые, как и в творчестве Гофмана, сочетают черты фантазии и реальности. Сочинение Оффенбаха представляет собой своеобразный синтез французской лирической оперы с немецкой романтической. Мелодика ее богата, выразительна, остро характерна; музыка выражает и романтическое томление, неудовлетворенность, и протест против жестокости мира.
Оффенбах умер, не успев оркестровать оперу; эту задачу выполнил Э. Гиро. Первая постановка, хотя и прошла с большим успехом, дала неверное представление о сочинении, так как в ней было много пропусков и искажений. Став репертуарной, обойдя сцены всего мира, опера неоднократно подвергалась переработке и переинструментовке. Наиболее значительны постановки под управлением Г. Малера (Вена, 1901), режиссеров X. Грегора (Берлин, 1905), М. Рейнхардта (Берлин, 1931) и особенно В. Фельзенштейна (Берлин, театр «Комише опер», 1958), придавшего сценическому действию жизнеутверждающий характер.
В России «Сказки Гофмана» впервые были представлены в московском Новом театре 25 января 1885 г. (П. Лодий — Гофман), затем в Петербурге, в театре сада «Аркадия», 24 июля 1894 г. (режиссер М. Лентовский; Ф. Шаляпин — Миракль) и Мариинском театре 5 февраля 1899 г. (под управлением Э. Крушевского), а в XX в. — в Театре музыкальной драмы (1915), Театре комической оперы (1920, режиссер И. Лапицкий; И. Ершов — Гофман), московском Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко и Латвийском театре оперы и балета (1946). Среди выдающихся постановок конца XX в. — спектакли венской «Фольксопер» (1976, режиссер И. Шааф), на Зальцбургском фестивале (1980, режиссер Ж. П. Поннель), в Свердловске (1986, режиссер А. Титель). Лучшими интерпретаторами партии Гофмана признаны П. Доминго, Н. Гедда и Н. Шикофф.
А. Гозенпуд
Действующие лица:
• Гофман, молодой поэт (тенор)
• Никлаус, его друг (меццо-сопрано)
• Линдорф, городской советник (баритон)
• Стелла, артистка (сопрано)
• Олимпия, кукла (сопрано)
• Джульетта, куртизанка (сопрано)
• Антония, певица (сопрано)
• Спаланцани, физик (тенор)
• Коппелиус, оптик (баритон)
• Кошниль, слуга Спаланцани (тенор)
• Креспель, отец Антонии (бас)
• Миракль, доктор (баритон)
• Голос матери Антонии (меццо-сопрано)
• Шлемиль, поклонник Джульетты (баритон)
• Дапертутто, колдун (баритон)
• Лютер, хозяин кабачка (баритон)
• Натанаэль, студент, друг Гофмана (тенор)
• Герман, студент, друг Гофмана (баритон)
• Питтикиначчо, молодой человек (тенор)
• Кельнеры, гости, слуги, дамы, кавалеры, гондольеры
Время действия: начало XIX века.
Место действия: Германия и Италия.
«Гофман» в нашем заголовке — это талантливый немецкий автор, юрист, композитор, литературный критик и карикатурист, получивший при крещении имена Эрнст Теодор Вильгельм Гофман. Он изменил свое третье имя на Амадей (Амадеус) из-за своей страстной любви к творениям Моцарта, чьего «Дон-Жуана» он интерпретировал в высшей степени романтически. Эта его трактовка оказала значительное влияние на современников. Он написал также три новеллы, которые легли в основу оперы Оффенбаха, хотя сам он не был героем ни одной из них, как это произошло в опере. Кроме того, у Гофмана они намного более мрачны и романтичны, чем их трансформации в либретто данной оперы. (Названия новелл Гофмана таковы: «Песочный человек», «Сказка о потерянном изображении» и «Советник Креспель»).
За тридцать лет до того как была сочинена эта опера, ее либреттисты исполнили в театре «Одеон» в Париже комедию, не имевшую большого успеха. Она называлась «Les contes d’Hoffmann». В ней три молодых героя этих сказок были превращены в самого Гофмана, а название оперы стало своеобразным каламбуром: «Сказки Гофмана» стали сказками Гофмана как потому, что их автор — Гофман, так и потому, что они повествуют о Гофмане. Когда эта комедия оказалась уже почти забытой, Барбье переработал ее в либретто и с успехом предложил его Гектору Саломону, Шарлю Гуно и Жаку Оффенбаху. Саломон был совершенно очарован либретто, но в конце концов деликатно уступил его своему коллеге, Оффенбаху.
В это время Оффенбах был самым блестящим композитором французских оперетт, исполнявшихся с огромным успехом, и никто с тех пор не осмеливался соперничать с ним. Он создал к тому моменту почти сотню этих музыкальных сладостей, но среди них не было ничего серьезного. Эта опера потребовала от него огромных усилий, он работал очень тяжело, был в то время серьезно болен и молился, чтобы не умереть, не увидев оперу на сцене. Он дожил до того момента, когда опера была исполнена в домашней обстановке под аккомпанемент фортепиано, затем он забрал рукопись, чтобы переписать партию Гофмана, которая была сочинена для баритона, а теперь он хотел, чтобы это был тенор. Но он не дожил до того дня, когда опера была впервые представлена публике и имела огромный успех; он не успел даже закончить оркестровку. Первое действие он оркестровал сам; остальное суждено было сделать Эрнсту Гиро, который оказал аналогичную услугу «Кармен», сочинив для нее речитативы уже после смерти Бизе.
Опера с самого начала имела огромный успех в Париже, где уже в первый сезон была исполнена 101 раз. Однако при первом своем путешествии за границу по иронии судьбы ее постигла такая же трагедия, какая постигла за шестьдесят лет до этого в Берлине «Ундину» — шедевр самого Гофмана: во время второго представления «Сказок Гофмана» в Вене в театре, в котором она шла, возник пожар, приведший к человеческим жертвам. Это параллель, которая словно взывает к духу самого Гофмана, помешала быстрому успеху «Сказок» в Германии. Но в конце концов опера вошла в традиционный постоянный репертуар в этой стране, как, впрочем, и во всем мире.
Первоначальным намерением композитора, в наши дни выполняемым крайне редко, было то, чтобы роли Линдорфа, Коппелиуса, Дапертутто и д-ра Миракля исполнялись одним и тем же баритоном, дабы серия гофмановских злых гениев предстала как одна личность, но в разных ипостасях. Подобным же образом одно сопрано должно было, по замыслу автора, представлять Стеллу, Олимпию, Джульетту и Антонию — всех четырех возлюбленных Гофмана. Но вокальные требования к этим партиям столь велики, что очень немного найдется баритонов и сопрано, которые могли бы быть на высоте предъявляемых их партиями требований. Как бы то ни было, знание первоначальных намерений композитора открывает для слушателя любопытные перспективы восприятия «Сказок». Известные аналогичные опыты с поручением исполнения второстепенных теноровых партий Андреаса, Кошниля, Питтикиначчо и Франца одному певцу, кажется, продиктованы скорее экономическими, нежели драматургическими соображениями.
Пролог
Занавес подымается, и мы видим переполненный кабачок некоего Лютера в Нюрнберге. В театре по соседству дают «Дон-Жуана», и сейчас, по-видимому, там дело идет к антракту. Но не слышно никаких звуков, кроме невидимого хора «Духов пива», поющих во славу самих себя. В погребок медленно входит советник Линдорф; он подкупает Андреаса, слугу оперной примадонны Стеллы, чтобы тот дал ему некое письмо. Оно адресовано поэту Гофману, причем в конверте ключ, чтобы поэт мог войти в ее комнату сегодня ночью. (Во многих постановках оперы этот эпизод совершенно опускается, вместе с партиями Линдорфа и Стеллы).
Когда в театре, о существовании которого мы догадываемся, действительно настает антракт, толпа студентов шумно заполняет этот винный погребок, требуя у гостеприимного хозяина холодного пива. К ним присоединяется Гофман, которого сопровождает всегда находящийся при нем его друг Никлаус. Гофман в несколько странном настроении. Только что он повстречал одного подвыпившего и теперь он описывает его поэтично и реалистично. От него требуют песню, и он поет ее. Она называется «Легенда о Клейнзаке, жившем в Эйзенахе». В середине песни он переходит на рассказ о своей возлюбленной, Стелле, но потом он все же заканчивает «Легенду» и, отпустив несколько колкостей Линдорфу, предлагает провести вечер, рассказывая своим хорошим приятелям историю о трех своих возлюбленных. (Стелла, поясняет он в зал, символизирует всех их трех — актрису, куртизанку и юную девушку.) И когда пролог заканчивается, он произносит имя своей первой возлюбленной. Это Олимпия…
Действие первое
В первой сказке Гофмана два злодея — Спаланцани и Коппелиус. Вместе эти два шарлатана сконструировали прелестную механическую куклу и дали ей имя — Олимпия.
Теперь они поссорились, решая, кому же из них она принадлежит. Гофман, молодой студент, желает заниматься у Спаланцани, этого псевдоученого, и первый, всего лишь мимолетный взгляд на куклу становится для него роковым — он без памяти влюбляется в Олимпию. Его друг Никлаус пытается поддразнивать его и поет балладу. Но Гофман не воспринимает предупреждение, сделанное в столь живой форме. И тогда Коппелиус продает Гофману магические очки, глядя через которые видишь Олимпию как живую.
Спаланцани и Коппелиус приходят к соглашению: Спаланцани предлагает чек банковского дома Элиаса на пятьсот дукатов за то, чтобы Коппелиус молчал. Последний, ликуя, соглашается и советует Спаланцани выдать свою Олимпию замуж за глупого юнца, Гофмана. Заикающийся слуга Кошниль возвещает о прибытии многочисленных гостей, желающих посмотреть Олимпию. Ее выносят, и под аккомпанемент арфы она поет прелестную, очень трудную колоратурную арию. Все гости отправляются обедать, а Гофман остается один, отдаваясь сладостному любовному чувству к кукле. На нем волшебные очки. Он случайно нажимает одну из механических кнопок Олимпии, и, когда она на это произносит слова «Да, да», он просто на небесах от счастья, поскольку думает, что она дает ему свое согласие. Он устремляется за нею, а секундой позже вновь появляется Коппелиус. Он выяснил, что чек, который ему всучил Спаланцани, фальшивый, поскольку банк Элиаса обанкротился. Теперь Коппеллиус клянется отомстить.
Со звуками вальса возвращаются гости. Олимпия, как партнерша Гофмана, танцует столь неистово, что ее создатель (изобретатель Спаланцани) опасается, что она разобьется. Но ничто не может остановить эту механическую игрушку. Она даже поет стремительный вальс, поднимаясь в своем пении до почти невероятного ля бемоля. Она вальсирует, причем уже за пределами комнаты, и Коппелиус устремляется за нею. Никто не успевает преградить ему путь: он хватает куклу и разбивает ее на куски. Гости застывают, пораженные. Магические очки Гофмана спадают, и в отчаянии он вскрикивает: «Она механическая; она механическая!» Гости смеются над ним. Двое негодяев гневно выясняют свои отношения. Действие кончается общей сумятицей.
Действие второе
Второе действие может быть названо «баркарольным». Оно начинается и заканчивается широко известной, мерно колышущейся мелодией; она пронизывает все действие. (Оффенбах позаимствовал эту мелодию из одной из своих оперетт — «Рейнские русалки»). Сначала ее поют куртизанка Джульетта, Никлаус и гости, собравшиеся в роскошном доме Джульетты в Венеции. Затем Гофман, один из гостей, поет песню, в которой высмеивается прочная вечная любовь. Но всегда благоразумный Никлаус предостерегает Гофмана от грозящей опасности. Гофману, как он считает, суждено будет вскоре стать соперником очень уж напоминающего дьявола Шлемиля, влюбленного в Джульетту. Со своей же стороны Гофман лишь смеется над абсурдной, как ему кажется, идеей влюбиться в куртизанку.
Но вот на сцене появляется действительно мрачная фигура. Это колдун Дапертутто, он поет свою арию о бриллианте, расхваливая почти сверхъестественные достоинства своего сокровища. Он зовет Джульетту и, играя на ее тщеславии, убеждает ее попытаться овладеть мыслями Гофмана, точно так же, как она уже овладела всеми помыслами Шлемиля. Он хочет, чтобы она отражалась — в буквальном смысле слова — в Гофмане, как в зеркале. Но зеркало есть символ души, и именно душой хочет завладеть дьявол. Джульетта, будучи не в силах противиться Дапертутто, соглашается на этот «эксперимент» — обольстить Гофмана. Она молит Гофмана о любви, и он отдается чувству страстно и безоглядно. Но пока они целуются, является все общество и первый — Шлемиль. Они застают их вместе.
Дапертутто коварно спрашивает поэта: «Вы всегда так бледны?» — и протягивает ему зеркало, чтобы Гофман смог убедиться, что в нем нет его отражения, то есть, что он лишился души. Стекло пусто, словно какой-то волшебник стер его отражение в зеркале. В этот момент звучит великолепный секстет; сначала слышатся отдельные мотивы баркаролы, а затем она исполняется еще раз, вся целиком от начала до конца. Звучит лишь хор за сценой, но само действие на сцене очень драматично. Гофман требует у Шлемиля ключи от комнаты Джульетты. Между ними происходит дуэль, в которой Гофман сражается шпагой Дапертутто. Шлемиль падает, пораженный шпагой противника. Гофман вытаскивает ключи — и в этот момент он видит Джульетту, отплывающую на гондоле, в объятиях Питтикиначчо. Он вновь предан, и Никлаус спешит увести Гофмана, пока его не арестовали за убийство Шлемиля.
Действие третье
Последнее действие повествует о самой большой любви Гофмана — Антонии. Антония — молодая, еще неопытная певица, дочь великой актрисы. Она живет в Мюнхене со своим отцом, и, когда действие начинается, она находится в музыкальной гостиной и поет о своей потерянной любви. Это Гофман, которого она не видела уже целый год, но которого надеется увидеть вновь. Ее отец, советник Креспель, убеждает ее отказаться от пения, и она обещает ему это, ведь она, сама не зная об этом, неизлечимо больна чахоткой.
Когда Креспель приказывает Францу, этому глухому слуге, выпроводить всех гостей, тот выполняет распоряжение, демонстрируя при этом очень комичное непонимание. В самом деле он вызывает довольно жалкое чувство, когда говорит нам — в своей маленькой песенке, — как не оценены его музыкальные таланты. Конечно же, ему не удается выпроводить Гофмана, который пришел еще раз повидать Антонию. Двое влюбленных нежно приветствуют друг друга и вскоре вместе поют нежный дуэт, который они пели когда-то в лучшие времена своей жизни. Гофман обеспокоен необъяснимым плохим самочувствием Антонии, и, когда она уходит, он скрывается за портьерой, надеясь выяснить эту тайну.
Является злой гений этого акта — он в облике д-ра Миракля, шарлатана, который повинен в смерти матери Антонии. Креспель ненавидит Миракля, но не в состоянии выгнать его из дома, и д-р Миракль продолжает следить за здоровьем Антонии. Он заставляет ее петь (и ее голос слышен за сценой). Гофман, слышащий это, начинает понимать. Три персонажа образуют великолепный мужской терцет: Миракль прописывает Антонии лекарство, Креспель протестует против ее пения, а Гофман с изумлением взирает на дьявола. Наконец Миракль покидает дом, и когда Гофман еще раз оказывается вместе с Антонией, он добивается от нее обещания больше никогда не петь.
Но последнее слово все же за д-ром Мираклем. Он сверхъестественным образом возвращается сквозь стену и пытается уговорить Антонию спеть еще раз. Сначала ему это не удается, и тогда он производит чудо с портретом матери Антонии, который висит на стене: картина начинает уговаривать Антонию спеть; д-р Миракль извлекает скрипку, чтобы саккомпанировать ей; голос Антонии становится все выше и выше. В конце концов это оказывается слишком большим напряжением для нее, и она падает без чувств, умирая. Гофман врывается в комнату и в отчаянии кричит. Обвинения, которые Креспель бросает Гофману, теперь столь же бессмысленны.
Эпилог
Пока происходит перемена декораций, оркестр спокойно исполняет музыку того хора, который подвыпившие друзья Гофмана пели незадолго перед тем, как поэт начал свой рассказ в прологе. И когда занавес поднимается, мы вновь оказываемся в кабачке Лютера, где все сидят в том же положении, в каком они были, когда последний раз опустился занавес и скрыл от нас кабачок в прологе.
«Это была сказка о моих возлюбленных, — заключает Гофман. — Я никогда их не забуду». В этот момент Лютер, хозяин кабачка, разрушает чары рассказа Гофмана: он входит, чтобы сообщить, что Стелла, прославленная оперная певица, обожаемая Гофманом, имела огромный успех в «Дон-Жуане», и Линдорф, незамеченный, выходит, чтобы встретить ее. Тем временем Никлаус объясняет смысл сказок Гофмана: Олимпия, Антония и Джульетта — актриса, сама невинность и порок — все это воплотилось в одной женщине — Стелле. Он предлагает тост за нее, но Гофман гневно отвергает его. Он требует, чтобы каждому было налито. Поскольку это более соблазнительное предложение, студенты поднимают свои бокалы, поют застольную песню, после чего удаляются в другую комнату.
Остается лишь Гофман, он весьма захмелел. На короткое мгновение появляется Муза поэзии, чтобы утешить его мыслью, что любовь делает человека великим, но даже еще больше это способны сделать слезы. Вдохновленный этим элементарным догматом романтизма, Гофман разражается страстной мелодией, которую он пел Джульетте, а затем падает совершенно обессиленный в кресло. Здесь находит его Стелла, которую на руках вносит в комнату Никлаус. «Гофман спит?» — спрашивает она. «Нет, он страшно пьян», — отвечает его добрый друг и поворачивает Стеллу к ее новому любовнику, советнику Линдорфу. Но прежде чем уйти им вместе, она бросает розу к ногам бесчувственно лежащего Гофмана. За сценой студенты вновь поют свою застольную песню.
Генри У. Саймон (в переводе А. Майкапара)
Французский композитор Жак Оффенбах вошел в историю музыки в качестве создателя оперетты. В этом жанре он создал немало произведений, а вот оперу он долгое время обходил стороной. Но вот в 1880 г. драматург Жюль Барбье предлагает ему либретто, от которого отказался Шарль Гуно, а Гектор Саломон предпочел уступить Оффенбаху. Либретто являло собою переработку пьесы, которую Барбье создал за тридцать лет до описываемых событий в соавторстве с Мишелем Карре. Пьеса называлась «Сказки Гофмана»…
Да, речь шла о писателе-романтике Эрнсте Теодоре Амадее Гофмане. Драматурги использовали три его новеллы — «Песочный человек», «Советник Креспель» и «Сказка о потерянном изображении». Но они не просто приспособили сюжеты для сцены, а сделали их центральным героем… самого писателя, благодаря чему заглавие приобретало двойной смысл. Большого успеха пьеса не имела — но, быть может, судьба оперы окажется более счастливой?
Действие оперы происходит в двух планах — реальном и фантастическом. К первому относятся пролог и эпилог, где Гофман ожидает встречи со своей возлюбленной — певицей Стеллой, играющей в спектакле «Дон-Жуан» (опере Вольфганга Амадея Моцарта, о которой писатель так проникновенно говорит в одной из своих новелл), но его счастье разрушает советник Линдорф.
Три акта, располагающиеся между прологом и эпилогом — это любовные истории, рассказанные Гофманом посетителям кабачка. Все они заканчиваются для него печально: красавица Олимпия оказывается механической куклой, куртизанка Джульетта предпочитает ему другого, а Антония — чистейшее существо — умирает от болезни.
Во всех трех актах присутствует некий «злой гений», враг героя — доктор Коппелиус, колдун Дапертутто, доктор Миракль, а в прологе и эпилоге таковым становится Линдорф. По замыслу Оффенбаха, партии всех «злых гениев» должен исполнять один баритон, а роли возлюбленных Гофмана — одна певица сопрано. Таким образом, в обоих случаях речь идет не о разных персонажах, а о разных «ликах» одного образа. Но этот замысел композитора нелегко осуществить в исполнительской практике — слишком уж высоки требования, предъявляемые этими партиями к певцам.
В опере «Сказки Гофмана» в полной мере проявился мелодический дар композитора. Есть в ней эффектные номера с запоминающимися мелодиями: «Баллада о Клейнзаке» в прологе, «Баркарола» во втором акте, но баллада неожиданно прерывается нежным любовным признанием, обращенным то ли к Стелле, то ли к некому вымышленному идеалу, после чего Гофман возвращается к балладе, как ни в чем не бывало. Этот выразительный штрих накладывает особый отпечаток на всё последующее действие: три женщины из трех историй — реальны ли они? Или это три искушения — обольстительность совершенной красоты, всепоглощающая страсть и вечная любовь?
Как бы то ни было, музыкальные характеристики этих героинь очерчены очень рельефно. Механическая Олимпия охарактеризована колоратурной арией, холодное совершенство которой заставляет вспомнить о моцартовской Царице Ночи, в уста обольстительной Джульетты вложена самая чарующая из мелодий оперы, а мелодия, занимающая центральное место в характеристике Антонии кажется ирреальной в своей возвышенности — героиня словно «растворяется» в ней, умирая.
Работа над «Сказками Гофмана» давалась Оффенбаху нелегко, ведь он был уже немолод и серьезно болен. Он боялся, что не доживет до премьеры. Так оно и случилось. После исполнения оперы в клавире, в домашней обстановке, композитор решил переработать партию главного героя: первоначально он предназначал ее для баритона, но затем решил поручить тенору.
Оркестровать третий акт автор не успел, по его черновикам это сделал Эрнст Гиро. Он внес в партитуру еще одно изменение: Жак Оффенбах создавал «Сказки Гофмана в жанре французской опера-комик — с разговорными диалогами, но Гиро заменил их речитативами (подобно тому, как он проделал это с «Кармен» Жоржа Бизе). Но Гиро не успел завершить третий акт до премьеры, которая состоялась в феврале 1881 г. в Париже, и третий акт не был поставлен. Впрочем, успеху произведения это не помешало — в течение первого сезона состоялось более сотни спектаклей.
Дальнейшая судьба оперы оказалась омрачена событиями, в которых при желании можно увидеть действие каких-то мрачных мистических сил — в полном соответствии с духом гофмановских новелл. Первое исполнение оперы в Вене прошло благополучно и успешно, а во время второго случился пожар в театре — немало людей пострадало, были и погибшие. Подобное прискорбное происшествие имело место на премьере оперы «Ундина», написанной самим Гофманом… Этот несчастный случай создал произведению недобрую славу, надолго осложнившую сценическую жизнь.
В 1904 г. опера была поставлена в Монте-Карло — теперь уже с третьим актом. Но метаморфозы оперы на этом не завершились: уже во второй половине ХХ века были обнаружены черновики номеров, не вошедших в оперу, и это позволило появиться новым редакциям.
