Рассказывая о выдающихся артистах, принято, как правило, широко пользоваться высказываниями критиков, рецензентов. Спору нет, квалифицированный критик способен тонко подметить достоинства и недостатки артиста, нарисовать достаточно узнаваемый его портрет. Немало таких «портретов» и в творческом досье одного из крупнейших советских певцов Юрия Мазурока, и подавляющее большинство из них выдержано в восторженных тонах.
Но все же здесь, по случаю его юбилея, нам представилось желание рассказать о его карьере словами ценителей, пожалуй, не менее строгих и не менее доброжелательных, — двух его партнеров по сцене, по Большому театру. Ведь в объективности людей, работающих «в одной связке» с артистом, и постоянно ощущающих взаимозависимость с ним, тоже не приходится сомневаться. Заметим лишь, что два приводимых ниже «эскиза» к портрету Юрия Мазурока разделяет почти полтора десятилетия.
В конце шестидесятых годов Ирина Архипова писала о молодом еще солисте Большого театра следующее: «Впервые я услышала Юрия Мазурока несколько лет назад на концерте во время одного приема. Первое впечатление было сразу благоприятным: очень музыкальный певец, обладающий легким баритоном, лиричным, да же несколько тенорового звучания. Именно так мне о нем и говорили незадолго перед тем, как он был принят в Большой театр. Приходилось слышать и такие высказывания: непонятно — баритон у Мазурока или тенор? Подобные мнения, возможно, базировались на том, что тогда у молодого еще певца звучание голоса не было достаточно насыщенным. Но зато он обладал богатством стократ более важным: не только отличными природными данными, но правильной вокальной подготовкой.
Она была получена в Московской консерватории в классе знаменитого баритона С. И. Мигая и в аспирантуре, где он занимался у А. С. Свешниковой. Небезынтересно, что еще до того, как Мазурок всецело посвятил себя нелегкому и не всегда благодарному искусству пения, он окончил Львовский политехнический институт. В студенческой самодеятельности впервые и обнаружились его незаурядные вокальные способности, которые так счастливо развились впоследствии. Правильная школа, полученная Мазуроком, позволила ему утвердиться внутренне, в своем певческом самосознании, и закрепить свои позиции как артиста Большого театра.
Молодой певец сразу получил ведущую партию: дебютируя в „Онегине“, он был несколько скован сценически, но пел хорошо, оправдывая лучшие надежды, опровергая скептиков. Что касается сценической скованности, то, рискуя показаться парадоксальной, я все же выскажу уверенность в том, что для человека, который делает первые шаги на оперной сцене, эта самая скованность бывает даже полезной: исполнителя не захлестывает молодой темперамент, он внимательно следит за вокалом, осваивает его по-настоящему, „созревает“ в той или иной партии, и уж тогда может развернуться во всю ширь своего актерского дарования.
Вслед за Онегиным — Болконский („Война и мир“) и Елецкий („Пиковая дама“). Прекрасные внешние данные, благородная осанка, лирическая окраска голоса — все здесь помогало певцу. Именно певческие его качества укрепились и развились в первых партиях, в исполнении которых превалировало вокальное начало. Однако это не значит, что первые оперные герои Мазурока были „внеобразны“. Эмоциональность и разочарованность Онегина, возвышенное и самоотверженное чувство Елецкого, жажда жизни, патриотизм, надежда и любовь князя Андрея Болконского — все было обрисовано пением, возникало из пения, базировалось на нем. В дальнейшем стало еще более очевидно заблуждение тех, кто считал Мазурока холодным. Сдержанность и холодность на сцене далеко не одно и то же. Не открытый, а внутренний темперамент артиста несомненен».
Так очертила выдающаяся певица первые шаги Юрия Мазурока. Подкрепляя свои оценки анализом исполнения артистом партий Деметрия («Сон в летнюю ночь» Бриттена), Фигаро («Севильский цирюльник» Россини), Веденецкого гостя («Садко» Римского-Корсакова), а также довольно интенсивной уже тогда концертной деятельности певца, Архипова отмечала тонкое стилистическое чутье его, «умение уловить главное в любом произведении и донести это главное до любой аудитории». Она заключала: «Юрий Мазурок вступает в пору зрелости. Ему 36 лет и он уже умеет уверенно управлять своими природными данными и благоприобретенными знаниями. Я думаю, что его ждет интересная и значительная творческая жизнь».
Как мы знаем сегодня, предсказание это сбылось в полной мере. Уже в семидесятые годы наступила пора расцвета таланта артиста, пора его мирового признания. Он выступал на лучших сценах мира и в составе труппы родного театра, и как гость, украшавший любой ансамбль высококлассных певцов повсюду — в лондонском «Ковент-Гардене», Королевской опере Брюсселя, «Метрополитен-опера» в Ньй-Йорке, Государственной опере в Вене, в театрах Сан-Франциско, Афин, Берлина, Праги, десятков других городов.
Широк и разнообразен репертуар одного из ведущих лирических баритонов мира. Среди коронных ролей артиста — Елецкий и Роберт («Пиковая дама» и «Иоланта»), вердиевские герои — Жермон («Травиата»), ди Луна («Трубадур»), ди Поза («Дон Карлос»), Ренато («Бал-маскарад»), Набукко в одноименной опере; а наряду с ними — Фигаро в «Севильском цирюльнике», Гульельмо в «Так поступают, все женщины», Скарпиа в «Тоске» и Эскамильо в «Кармен», Генри в «Лючии ди Ламмермур», Андрей Болконский и Царев в операх Прокофьева. Но, пожалуй, одной из вершин творчества артиста остается роль Евгения Онегина.
Елена Образцова рассказывает: «Впервые он прикоснулся к этому гениальному творению Пушкина-Чайковского еще участником самодеятельности. Онегин был его дипломной работой в оперной студии Московской консерватории, „Евгений Онегин“ стал его дебютным спектаклем на сцене Большого театра и с тех пор постоянно сопровождает артиста. Мне неоднократно приходилось слушать Ю. Мазурока — Онегина в Большом театре, во время гастролей. В этом образе особенно ощутимо творческое развитие, совершенствование артиста. Глубокое понимание музыки, чувство слова, художественная чуткость, тщательная отделка деталей с годами снимали с этого образа случайное, наносное, определяли вокальную, сценическую свободу исполнения. При внешней сдержанности и рождался многогранный характер, скрытый за хорошими манерами. Гибкость голоса, который может звучать не только лирически мягко, но и отчужденно-жестко, выразительная интонация, отличная дикция — все подчинено раскрытию образа. Не случайно Онегин в исполнении Юрия Мазурока получил мировое признание. Советский певец внес очень значительный вклад в пропаганду за рубежом этой жемчужины русской оперной классики».
Е. Образцова продолжает: «Однако зарубежные труппы приглашают Ю. Мазурока не только для исполнения русского репертуара. Прежде, чем выступить в партии Ренато („Бал-маскарад“) на сцене нашего театра, он исполнил ее за рубежом, пел с большим успехом в Сан-Франциско, Лондоне, Вене. Мы вместе участвовали в постановке „Кармен“, которую осуществляли в Венской опере дирижер Карлос Клейбер и режиссер Франко Дзеффирелли. Выступая вместе с Юрием Мазуроком за рубежом в „Трубадуре“, „Дон Карлосе“, „Бал-маскараде“ и „Кармен“, я каждый раз вновь и вновь отмечала его высочайший профессионализм, умение работать, то, с каким успехом демонстрировал он свое мастерство.
Среди спектаклей, в которых мы выступаем вместе, мне бы хотелось назвать еще два — „Пиковая дама“ и „Садко“. Лишь дважды встречается Графиня с князем Елецким, но каждый раз за внешней благообразностью вижу и слышу я холодную уравновешенность, не согретую горячим чувством. А ведь благороден, знатен, хорош собой. Вся партия Веденецкого гостя сводится практически к одной песне, но вокалисты знают, какого профессионального мастерства требует ее исполнение. И Юрий Мазурок демонстрирует его в полной мере: здесь и тонкое чувство стиля, и отличная фразировка, и вокальное изящество».
Итак, два отзыва — отзыва артистов двух поколений. Один — об артисте, начинающем подниматься к вершинам славы, другой — о зрелом мастере, находящемся в зените своей карьеры. Думается, сопоставив их, читатель сможет составить достаточно ясное представление об облике певца. А пополнить его можно, слушая многочисленные записи Юрия Мазурока — как в оперном, так и в камерном репертуаре.
Л. Григорьев, Я. Платек
Источник: «В мире музыки», 1991 г.
