14 ноября 2013 в Большом зале Московской консерватории состоялся весьма необычный по своей программе вечер Московского государственного академического камерного хора под управлением Владимира Минина: не всякий день на концертной эстраде соседствует духовная музыка разных континентов.
В данном случае были сопоставлены произведения европейской России и Латинской Америки, что само по себе необычно и смело. Можно сказать, что маэстро, приближающийся к своему 85-летию и награждаемый всё новыми орденами и медалями, обласканный как широкой публикой, так и властью, а такое совпадение мнений само по себе в наше время крайне необычно, преподнёс и себе, и всем нам замечательный подарок.
Судьба духовных сочинений Рахманинова была весьма трагична
в условиях российской действительности на протяжении всего ХХ века, а не только советского периода. Третирование Рахманинова как «чужака», внедрившегося не в свою область, а его духовных произведений как «нецерковных», началось сразу после их создания задолго до обеих великих русских революций 1917 года.
Как известно, в своё время П. И. Чайковский тоже вошёл в конфликт с поборниками догматов в связи с его духовными сочинениями и также испытал идеологическое давление, в результате которого отказался от дальнейших попыток профессиональных реформ в этой области.
Любопытно очертить окружение духовных рахманиновских сочинений на рубеже 1900-х — 10-х годов и до 1917 года: это «фаустианская» Первая фортепианная соната, инфернальная симфоническая поэма «Остров Мёртвых», Третий фортепианный концерт, трагическая поэма «Колокола», мистически окрашенные поздние романсы, Вторая фортепианная соната, этюды-картины, поздние прелюдии...
Не правда ли, довольно мрачное окружение?
Пожалуй, к «Литургии» и «Всенощной» в художественном отношении тяготеет прежде всего поэма «Колокола», и это следует не только из факта использования хора, но и из факта привлечения мистической тематики, окрашенной, правда, отнюдь не в елейные, а в трагические тона, как и тематика программного «Острова мёртвых», переполненного ужасом смерти и её неприятием, а вовсе не смирением.
Эта любопытная двойственность сказалась и на стиле Рахманинова, в духовных его сочинениях лишь угадываемом, потому что он подошёл к этим своим работам как настоящий учёный — исследовал старинные лады, рассматривал классические обрядовые образцы, изучал традицию и её корни. И всё же
его гений и его композиторские приёмы угадываются и в духовных сочинениях,
в которых он стремился максимально отойти от своего «светского» стиля и примкнуть к вековой традиции, предстать перед публикой настоящим «почвенником».
Рахманинову вообще пришлось очень нелегко на протяжении всей творческой жизни, он всё время вынужден был бороться за своё творчество — и за духовное, и за светское — и в результате уехал из России.
С ранней молодости он испытывал давление модернизма,
тогда как его муза, которая была по преимуществу традиционалистской, вовсе не жаждала того радикализма, какого от него ожидали как от молодого автора рубежа веков. С другой стороны, весьма странно, что модерниста Скрябина тоже активно третировали, но за прямо противоположное — за его радикализм. Разобраться сегодня в существе внутримузыкальных интриг той эпохи вряд ли возможно, потому что все они, судя по всему, были замешены не столько на объективных, сколько на субъективных предпосылках.
В рецензируемом концерте «Всенощное бдение» исполнялось камерным хором под управлением В. Минина не целиком, а в виде избранных номеров.
Раздел «Благослови, душе моя, Господа» известен в эталонном исполнении под управлением дирижёра В. Полянского с участием великой И. Архиповой, поэтому все певцы, взявшиеся за этот номер, неизбежно будут сравниваться с эталоном, что весьма ответственно и психологически трудно.
Тем не менее, Агунда Кулаева замечательно солировала,
прекрасно понимая, что духовное сочинение не подразумевает излишних проявлений исполнительской инициативы, чрезмерной чувственности и голосовой красочности — и солистка прекрасно справилась со своей задачей, ничем не покоробив слух самых взыскательных слушателей и органично себя ощущая в рамках жанра. Солистами в остальных номерах были певцы хора.
В качестве «интермеццо» между духовными сочинениями разных традиций в начале второго отделения вечера были даны номера из «Бразильских бахиан» Эйтора Вила-Лобоса — вторая часть (Прелюдия) из 1-й и первая часть (Ария) из 5-й «Бразильской бахианы», которые как бы перебросили творческий мостик на другой континент. В Арии солировала Вероника Джиоева (сопрано), а инструментальную часть представил ансамбль виолончелистов под руководством Александра Готгельфа.
Должен с сожалением отметить, что точность интонирования виолончелистов оставляла желать много лучшего. Но и певица, несмотря на весь свой профессионализм, удивила безликим исполнением хрестоматийного произведения, которое было подано ею не только неровно в вокальном отношении, но и откровенно скучно.
Дело спасла сама музыка, всегда затмевающая своей гениальностью любое её исполнение.
Далее последовал самый необычный для российских широт и долгот номер программы — «Креольская месса» аргентинского композитора Ариэля Рамиреса. На творчество этого автора громадное влияние оказал фольклор индейцев, креолов, гаучо, народностей Анд. Произведение было создано в начале 60-х годов ХХ века, но не утратило своей оригинальности. Положенные в основу музыки Мессы фольклорные мелодии отличаются яркими интонациями и активной ритмикой, а её слова — это перевод литургического текста на испанский язык.
В Мессе солировал колумбийский тенор Сезар Гутьеррес, который обучался в Консерватории Боготы и фольклорной академии Луиса А. Кальво и является лауреатом многих Международных вокальных конкурсов. Следует также добавить, что инструментальный состав, сопровождавший солиста-вокалиста и хор, тоже был весьма необычен с европейской точки зрения: две гитары, три группы разнообразных ударных, блок-флейта, фортепиано и контрабас! Инструментальную часть Мессы исполняли русские музыканты.
Мессу Рамиреса, впервые исполненную в этот вечер в Москве, невозможно сравнивать с мессами, например, И.С.Баха и Бетховена —
это совершенно другой стиль, другая интонационная и, что самое главное, мировоззренческая основа.
Даже духовная латиноамериканская музыка для европейцев и для русских звучит весьма экзотически. В принципе логично, что любая духовная музыка базируется на традициях местного музицирования, но уж очень далека от Европы Латинская Америка и уж очень специфичны музыкальные стили и традиции, развившиеся там за последние века в фактическом отрыве от Европы.
Владимир Минин поставил довольно смелый художественный эксперимент,
сопоставив — хотя и в разных отделениях — «Всенощную» Рахманинова и «Креольскую мессу» Рамиреса. Только очень уверенный в себе мастер может позволить себе что-то подобное, потому что результат может оказаться не в пользу такого выбора.
Впрочем, после блюзовых обрядовых песнопений и танцев афроамериканцев, сопровождающих в их быту свадьбы, рождения и похороны, даже «Креольская месса» в сегодняшнем глобализированном мире не воспринимается как нечто радикальное.
Владимир Минин и руководимый им хор при участии колумбийского солиста блистательно справились со своей задачей и порадовали москвичей латиноамериканской музыкальной экзотикой.
Фото: choir.ru