Антивирусный проект «Кольцо 2021» — своеобразное приближение к невозможному: кукольное представление на пруду, утопающему в водно-прибрежных цветах у подножья Зелёного холма, было посвящено Логе — главному сюжетному моторчику «Золота Рейна» (автор микрооперы — Гордон Кампе). Красная плетеная японская инсталляция напротив через дорогу была посвящена «Гибели богов» (автор инсталляции, утопающей в цветах и травах уже земных, – Тихару Сиота). Про «Зигфрида» можно было вспомнить в специальных кабинках на полукруглой террасе, где любители виртуальной реальности могли сразиться с драконом в соответствующих очках (автор затеи — режиссёр, заявленный как будущий постановщик нового байройтского «Парсифаля», Джей Шейб). Ну и, само собой, «Валькирия», которую решили украсить перфомансом 82-летнего художника крови-слизи-требухи Германа Нича.
В этот раз обошлось всё без крови, но было в полосочку. Во время исполнения вагнеровской партитуры на сцену плескали, а на вертикально натянутые белые холсты выливали сотни литров разноцветной краски. Просто так. Безыдейно. Бессмысленно. Беспощадно. Угробленной краски хватило бы перекрасить весь Зелёный холм в модный ныне радужный цвет вместе с театром и окрестными оленями, один из которых во время антракта недалеко от театра чуть не сбил меня с ног, что было весьма символично: в прошлом художник Герман Нич устраивал кровавые перфомансы с тушами животных.
Сегодня не принято что-либо адекватно оценивать. Но если не обращать внимания на этот негласный запрет, то главных впечатлений от визуального контента было три:
1) Скучно. Объяснить можно, конечно, что угодно. И за уши притянуть любой концепт. Но вот эти фразы про «радость жестокости», «театр как реальность» почему-то сильно напоминают малопикантный привет из организма (если не использовать здесь слова, критически неуместные в критическом разборе). Вообще очень странно, что в связи с «Валькирией» организаторам проекта не пришло в голову обмотать здание фестивального дома туалетной бумагой и под финальные звуки музыки спалить всё к чёртовой матери. Впрочем, отсутствие таких фантазий у постановщиков определённо не может не радовать.
2) Шумно. Я вообще не люблю шум даже фоновый, а тут всё-таки Вагнер, да ещё и с такой гениальной музыкой, из которой ни ноты не выкинешь, и на тебе: плеск и хлюпанье чавкающей цветной субстанции. На мой вкус это было лишнее. Я бы закрыл это всё малярное производство звуконепроницаемой плёнкой, если уж краску всё равно девать некуда, и пусть бы лили они её там до посинения, лишь бы не мешали слушать.
3) Пестро. Мешали не только слушать, но и смотреть. Всё-таки белый цвет и яркие струи туда-сюда нещадно режут глаз. Пять часов смотреть на это больно. Тем более что артисты, одетые в чёрное, малозаметны, а маляры в белом снуют, и ползают, и лазают. Бесит, конечно, но главное же – результат.
Вокально, на мой вкус, ансамбль получился выдающимся, за исключением Кристы Майер, которая в этот вечер была не в голосе, но в образе: Фрика в её исполнении нервировала настолько, что прекрасная работа блистательного бас-баритона (правильнее – Heldenbariton, или героический баритон) Томаша Конечного в партии Вотана вызывала неподдельное сочувствие.
Вокально этот Вотан стал настоящим подарком. Томаш Конечный не просто филигранно вылепливает фантастически убедительный психологический портрет своего героя, но делает это плотным насыщенным тембром и инкрустирует всё яркой актёрской игрой.
Неописуемый восторг не только у публики, но и у критиков вызвало выступление в партии Зиглинды Лиз Дэвидсен: описывать яркий, мощный, красочный, пластичный, эластичный и фееричный вокал этой певицы – неблагодарное занятие. Это просто нужно слушать и наслаждаться, пока норвежское чудо-сопрано ещё в тонусе и в голосе.
По-своему ярко и мощно выступила в партии Валькирии Катерина Фостер, заменившая в последнем спектакле заболевшую Ирен Теорин: это прочтение было объёмно по смыслу и тонко по драматической огранке. Перед нами предстала женщина, никогда не любившая, но ценой своей жизни готовая заплатить за это чувство. Признаюсь, это было очень сильно не только вокально, но и актёрски. Фразировка местами трещала по швам, но это было оправдано (ноты-то все на месте) и без сомнений того стоило: этот драматический волюнтаризм прошибал слезу и был уместен.
Дмитрий Белосельский роскошно, с насыщенной вокальной серединой грудного регистра и сфокусированной подачей звука исполнил партию Хундинга.
Клаус Флориан Фогт был предсказуемо прекрасен в парти Зигмунда. Певец в отличной форме.
Ансамбль валькирий был собран, слажен, сыгран, и предстал единым уникальным вокальным инструментом, — словом, полный восторг.
Ну и о самом главном, так сказать, основном: никогда ещё байройтский капризный зритель так истерически не кричал «бу!» ни одному из дирижёров. Здесь вообще не принято устраивать обструкции дирижёрам. Поэтому то, как без единого «браво» на поклонах принимали финского маэстро Пиетари Инкинена, – это, я вам доложу, жесть невиданная. Маэстро было жалко. И справедливости ради, замечу, что меня звук вполне устраивал, а первые два акта я искренне грешил на сложную акустику зала: мне даже казалось, что расползающаяся медь – это такой оригинальный спецэффект. Но когда маэстро запорол вступление к III акту – тот самый всеми узнаваемый «Полёт валькирий», который по популярности уступает только «Танцу маленьких лебедей» Чайковского и «Танцу с саблями» Хачатуряна, я понял, что сколько себя ни обманывай, а есть вещи, увы, очевидные: маэстро просто не смог собрать вагнеровский оркестр. Это было грустно. Не криминально в принципе, но недопустимо именно здесь, в Байройте, где публика, увы, не такая дура, какой порой кажется.
В целом я бы оценил проект как положительный. Ну и что, что маэстро неопытный и в глазах от красок рябит? Зато звучали хорошо и даже театр не спалили. А в наше беспокойное время уже и это неплохой результат. И не важно, что он мало отношения имеет к Рихарду Вагнеру. Лишь бы все были живы и жили счастливо. А «Валькирия» ещё прилетит. Без полосок в полном блеске. Никуда она не денется.
Фото: Enrico Nawrath
